У двери лифта она немного помедлила – одновременно тянуло побыстрей оказаться в своей квартире и хотелось совершить попытку добраться до своего сто одиннадцатого пешком, рискуя заблудиться у кого-нибудь по дороге до утра… Ирэн посмотрела на влекущий вверх стеклопроём лестничного марша, потом перевела глаза на приоткрывающиеся уже двери лифта, и взгляд её зацепился за краешки выглядывающих из сумочки писем и бантик посылочки для Мари Филлиповны. Рискнуть заблудиться до утра, определённо, уже было у кого, и Ирэн шагнула в просторную кабинку лифта.
Незнакомый пожилой господин в костюме при бабочке, вошедший за ней, сразу вежливо приподнял шляпу, осведомился об её адресе и обернулся к панели с перемигивающимися кнопками. А Ирэн сбросила с плеча сумочку в вещеприёмник и облокотилась на удобные никель-поручни, любуясь утопающим в закате городом, начинающим своё плавное движение вниз.
Кабинка пошла вверх не стремительно, а довольно замедленно, и Ирэн даже не удивилась, когда на её талию позади легли крепкие мужские руки. Она посильнее отодвинулась от прозрачной стены попой и продолжала наблюдать за привычно-прекрасным городским пейзажем, пока сзади на ней будто само собой поднималось всё выше платье и сползали по ногам шелковистые трусики. Когда к губам прикоснулся горячий конец, Ирэн потянулась к сумочке за помадой:
– Вы не возражаете? – спросила она, даже не полуобернувшись к партнёру и увидела его кивок согласия уже в отражении активированного ею зеркала стены.
Снаружи кабинка лифта оставалась по-прежнему полностью прозрачной, и над городом продолжала своё восхождение одна из небольших светящихся изнутри звёздочек. А внутри Ирэн подкрашивала очаровательный ротик своему изображению в зеркале и слегка напрягала попку, чтобы толчки фрикций не передавались озаботившему её художественному процессу. Мужчина кончил в быстрых, звонко шлёпающих по заду движениях (Ирэн в этот момент всё-таки пришлось прекратить подведение теней на ресницах и она даже слегка скосила свой остававшийся вне безумно-искристого лоска глазик, наблюдая в отражении перекошенное страстью лицо седовласого господина), кончил довольно мокро и по-юношески увлечённо. По ногам у Ирэн в две струи потекло, когда он сильно прижался к ней тазом с дёргающимся из стороны в сторону, пульсирующим внутри членом…
Пожилой джентльмен поблагодарил, предложил помощь и, получив отказ, вышел на своём этаже, а Ирэн продолжила своё вознесение над простирающимся уже до горизонта родным городом. Она лишь распахнула створки небольшого фреш-проёма и стояла всё так же со спущенными до колен трусиками и с заголённой задницей, подставляя лицо освежающим потокам нисходящего тёплого воздуха. Мальчик-китаец из службы быстрой доставки, за минуту до того избавившийся от пакета с фрай-пусси и спешивший к окончанию своего трудового дня, при виде откляченной задницы Ирэн с млечными подтёками аж до резинки снятых трусов напрочь позабыл о том, что собирался, собственно, вниз и проводил Ирэн до её уровня, успев при этом два раза ожесточённо сдрочнуть в кулачок…
Стоя на лестничной площадке, она спешно приводила себя в порядок, в одно и то же время пытаясь обнаружить в сумочке провалившийся до самого дна предлог-коробок для соседки, натягивая зацепившиеся невесть за что трусики и придавая выражению на лице черты относительной осмысленности и приветственной радости. Но визитор сработал на этот раз не по своему обыкновению слаженно, и сумасшедшая от обрадованности Мари Филлиповна выскочила в прихожую в развевающемся халате и с распахнутыми объятиями в тот момент, когда Ирэн из всего намечавшегося успела лишь нащупать коробок на дне. Выражение же собственного лица ей показалось полностью идиотским, а несносные трусики так и остались одной из полосок выглядывать из под короткого платья, чем привели Мари Филлиповну уже в абсолютный восторг.
Мари Филлиповне Ирэн про изнежь-эрегаторов и слюноточивых бабочек, конечно, рассказывать не стала: у неё отчего-то было стойкое внутреннее убеждение, что её оголтелая в сексуальном плане соседка знакома с чудесами и повеселей. А вот аборигены двух побережий привлекли внимание знойной Мари во всей полноте.
Они сидели с Ирэн в уютном полумраке гостинной и потягивали друг дружку за половые губки, наслаждаясь коктейлем из экзотических повествований, окружающей неги и ледяного вишнёвого цэри в высоких фаллоподобных фужерах. А когда Ирэн совершенно случайно, к чему-то, вспомнила о своей новой воздушной пассии Майори, её визави и вовсе неподдельно оживилась и заявила:
– Я тоже хочу познакомиться с мамой Майори и с этой несовершеннолетней давалкой! Ири, быть может нам стоит предпринять совместный визит без всяких объявлений? Ты могла бы представить меня своей мамой, например… или, вообще, бабушкой, чтобы эти две стервочки и уписялись!
На что Ирэн возразила, в смысле, что она вовсе не уверена в том, что мама Майори подпадает под категорию «стервочек» и вообще будет рада их визиту «без всяких объявлений», а сама Майори на её взгляд хоть и была давалкой общественной, без спору и без всяких сомнений, но всё же выглядела вполне и вполне совершеннолетней. Но удержать Мари Филлиповну от немедленного контакта с домом Майори по браслет-коммутатору смогло лишь то, что браслет оказался валяющимся далеко на просторной софе, а сама Мари Филлиповна была уже насажена почти на всю кисть Ирэн.
– Ири, дай мне свой! – взмолилась озабоченно подрагивающая уже низом большого своего живота соседка, глядя на окольцованное браслетом запястье руки сжимающей фужер цэри.
– Ну хорошо… пожалуйста… – Ирэн сделала вид, что не поняла, неохотно вынула полностью ладошку у неё из пизды, приподнялась из кресла и, отведя далеко в сторону локоток с бокалом и браслетом, сильно выпятила лобок покрытый росинками свежевыжатого из неё пота.
Один взгляд на её проклюнувшийся из-под шёрстки клиторок заставил Мари Филлиповну напрочь позабыть до следующего утра о новых интригующих знакомствах. Но Ирэн пребывала всё ещё в той же неземной эйфории, которая казалась сказочной окутывающей всё её существо невесомой и невидимой оболочкой из неги, классической лени и всё вокруг наполняющей любви; и эта невидимая обёртка похрустывающего настольными свечами целлофана никак не располагала к чрезмерной активности…
К тому же пришёл Корн Тиххи – полный, смешной сосед и давний ёбарь Мари Филлиповны. Он беззвучно вошёл и, сразу оценив ситуацию, мирно устроился в кресле не занятом больше Ирэн и, наклонившись, стал посасывать огромный шоколадный сосок своей лестничной подружки, отчего Мари Филлиповна счастливо закурлыкала в растопыриваемую ею пизду Ирэн.
Ирэн этот намечавшийся балаган сразу и очень явственно напомнил случай на пути к побережью Атлантики. Тиххи почему-то ассоциировался с мягким трегубом, а сама она теперь прекрасно понимала чувства испытываемые девочкой-мулаткой перед тем, как хохотушка в первый раз прыснула ей на лицо. От яростной атаки Мари Филлиповны на бусинку клитора было и хорошо и, одновременно, нестерпимо щекотно. Ирэн поневоле вспомнила, что писяла она ещё раньше, чем не обедала. И, недолго сомневаясь, она охватила в крепкое кольцо большой затылок соседки, повозила чуть-чуть сразу замершими, до предела растянутыми губами по своей разверстой щели и, хихикнув, пустила струйку своего облегчения в подставленный рот. Лёгкий кайф от немного затягиваемого чудесного впрыскивания стал настолько ощутимым и волнующим под конец, что Ирэн последние с усилием уже выталкиваемые струи показались нежным, лишь коснувшимся слегка сознания оргазмом…
Она блаженно закрыла глаза и долго не отпускала больших, мягких и горячих губ Мари Филлиповны у себя из-под лобка.
Друзья её одиночества
Покинула Ирэн гостеприимные чертоги Мари Филлиповны уже ближе к полуночи, так и не дав безудержной нимфоманке довести себя до сокрушающего экстаза. На то был особый повод: на протяжении всего дня Ирэн чувствовала всё нарастающую тоску по своему уголку одиночества – обычной, ничем особенно не приметной квартире на сто одинадцатом этаж-уровне, со стен-окнами в закатное солнце…