Станислав также убивал. Но то было на войне: а там или ты убьешь, или тебя. Третьего для космодесантника не дано. Нет, были, конечно, люди, которые находили и выбирали третий вариант – бежали с поля боя, бросая сослуживцев. Но этот способ Станиславу не то что не нравился, он был для него категорически неприемлем.
Сделав последний глоток чая, капитан решительно прервал затянувшуюся тишину.
— Какие у нас тут серьёзные разговоры ведутся, — он встал, желая налить себе добавки, а заодно и сделать новый чай для Вениамина.
— Мы говорим об убийстве. Сможем ли мы убить человека, — пояснила Полина, будто только заметила капитана. А может быть, действительно не «будто», а «только» что обнаружила его присутствие, так была увлечена обсуждением. Обведя взглядом присутствующих, резюмировала: — Вы, Дэн с Лансом и Вадимом, сможете. Я нет. Остальные сомневаются.
— Полли, а если будет такая ситуация?.. Ты мать, рядом с тобой маленькая дочка, которая надеется на тебя. Ты её защита и опора. И если ей будет угрожать опасность, неважно, надуманная или реальная, как далеко ты пойдешь? — Станислав не хотел занимать ничью сторону, но он тоже понимал, что обстоятельства могут быть разные. И хотел помочь Полине понять это. Хотя как ни крути, а убийство – это плохо. А жестокое и бессмысленное убийство – плохо вдвойне. Тут он с Полли был согласен на все сто.
Полина задумалась. Дочки у неё не было, впрочем, и сына тоже. Было трудно представить такую ситуацию. Но потом постаралась поставить себя на место своей мамы. Валентина Сергеевна Родионова была гипербеспокоящейся, мегазаботливой и суперопекающей матерью. За свою кровиночку она была готова рвать в клочья любого. Полина вздрогнула, тряхнула головой, будто хотела вытрясти эти образы из мыслей, и решительно ответила:
— До самого конца!
— Даже не раздумывая?
— Ну, конечно, если речь идет о жизни моего ребёнка! — выпалила Полина. А потом, видно, поняв, что сказала, со вскриком «Ой!» зажала рот ладошками.
— Видите, нас восьмеро, и у каждого своё мнение, — снова обратил на себя внимание Дэн. — Достаточно поставить себя на место этих пассажиров.
— Действительно, — поддержал Дэна капитан. — Каждый человек уникален, в его личности намешано много всего. Нет идеально безгрешного человека. Но и полностью безнадежных мерзавцев тоже не бывает.
— Првлн, — одобрительно прогудел Михалыч.
— Что скажете, Вениамин Игнатьевич? Вы промолчали и не сказали ни за, ни против, — не унималась Полина. Да, теперь она поняла, к чему ведёт Дэн и капитан, но, как и Теду, ей было нелегко это принять.
— Я затрудняюсь с ответом.
— Это отговорка. Вопрос ясен, — встрял Тед. — Как бы вы поступили на месте наших пассажиров?
— Дело ведь не в этом, — попытался объяснить свою точку зрения Вениамин. — Мнения у вас разные, но в одном вы сходитесь… Все вы ставите себя на место пассажиров, но никто не хочет быть жертвой – вот в чём дело.
— Я не понимаю... — пожала плечами Полина.
— Никто не спросил Погодина о его самочувствии. Его сочли психом, потому что он толкал Павла Поцелуева, нажимал кнопку, беспокоил стюардессу, ломился в туалет, ходил по проходу, вёл себя беспокойно. Потом попытался добраться до шлюза… Все посчитали его угрозой.
— Но так и есть! — Тед тоже не понимал, что не так.
— Неправда, его сочли опасным, — Дэн сразу разгадал, что имел в виду доктор, и постарался донести до друзей эту простую истину: — Вам, как и всем людям, свойственно делать предположения. Действия пассажиров были основаны на ложных выводах. Поэтому он мёртв.
— Ну, допустим, это так, — кивнул, соглашаясь с другом, пилот. — Но что можно было сделать?
— Прежде всего – быть человеком, — ответил на этот вопрос уже Вениамин. И видя непонимающие переглядывания друзей, пояснил: — Ведь что такое человечность? Это способность участвовать в судьбе других людей, проявляя непременно сострадание и сопереживание к их бедам – вот и вся тайна. Но в последнем счёте всегда побеждает только инстинкт самосохранения. А под давлением этого инстинкта вся человечность тает, как снег на весеннем солнце. Один мудрец в прошлом сказал замечательные слова: «Вглядись в ошибки человека – и познаешь степень его человечности». Если б хотя бы один из пассажиров нашёл время поговорить с этим парнем, выслушать и понять, что с ним случилось, – у него был бы шанс. Вовремя оказанная помощь могла бы сохранить ему жизнь.