Эдна слышала о нём. Монгво из дальних степных земель. Говорили, он владеет знаниями о неведомых травах и ядах, умеет обращаться в животных и вызнавать точки магии.
Но сейчас он ей напоминал сонного филина: расслабленный, в белых узорах, взъерошенный и ещё с диким духом прошлой ночи. Его кожа была горячее обычной, когда Эдна скользнула к нему.
Она не стала его будить — но лишь слушала в тишине мерное биение его сердца.
И не заметила, как сама задремала, чтобы проснуться от крика.
Монгво метался во сне и никак не хотел просыпаться.
— Проснись!
Эдна брызнула ему в лицо холодной водой, а потом положила ладони ему на глаза, отгоняя злые видения из-под тонкой кожи век.
— Вернись из прошлого, — шепнула она, призывая дыхание леса и его покой.
Монгво постепенно затих и больше не просыпался до самого утра.
— Мне пора уезжать.
— Конечно. Разве тебя здесь кто-то держит?
— Думал, я навеки твой пленник.
— Ты пробыл… достаточно. Иначе лес начнёт влиять на тебя. Он не создан для простых смертных.
— Мне понравилось быть твоим охотником.
Эдна улыбнулась и поцеловала его в узор под ключицей, похожий на тонкий месяц.
— Я рада, что ты забрёл в мой лес.
В ночь перед его отъездом она рассыпала костяные руны на старом пне и жгла тяжёлые травы, с которыми приходили мутные видения.
А наутро шепнула Монгво:
— Священник Калмэй. Запомни. Вот кто тебе нужен.
Монгво серьёзно кивнул и, не тратя больше пустых слов, ступил на тропинку. Эдна не грустила о его уходе — это тоже ещё один круг. Только долго провожала взглядом, пока он не исчез за деревьями.
И вскоре узнала, что лес был благосклонен к ним — теперь она даст жизнь.
========== - Сердцевина - ==========
Отец часто твердил, что месть отравляет сердцевину человека.
Монгво однажды спросил:
— Ты хочешь сказать, сердце?
— Нет, маленький охотник. Может, кто-то назовёт это душой. Но я так скажу — она есть в каждом. Без неё не человек, а сухая ломкая ветка. А порой пустоту заполняет гниль.
Его отец был умелым и удачливым охотником, и Монгво, хоть и с интересом учился у отца, вечерами чаще садился рядом со старцами, рядом с которыми дым костра взвивался в причудливые узоры и рассказывал целые истории.
Когда гордый Монгво только-только получил белые линии после первой охоты, в их земли пришли священники со своими обрядами и ритуалами. И армией. Они говорили о суровых богах, о дарах, покаянии и о скверне, что поселилась в душах степного народа — а на самом деле, желали лишь новых земель и верили, что в земле скрыты сокровища.
Страшнее всего было то, что священники забирали детей и прогоняли через благословение священного огня.
И если ветвь племени отдавала ребёнка, священники забирали только его и не трогали других.
Отец Монгво, уже став главой своей ветви, отказался отдать старшего сына.
Священники ушли.
А ранним утром вернулись с армией, чтобы сжечь всё поселение в знак своей власти и силы благословения богов. А Монгво бросили на алтарь вместе ещё с несколькими другими детьми, младше него.
Отец говорил, что душа охотника — это тоже сердцевина. И когда он получает свои первые линии и точки, то древний охотник пробуждается внутри.
Священники же считали, что Монгво уже осквернен, но жаждали доказать, что даже из него можно вытравить зло.
Под жарким солнцем он чувствовал, как вместе с кровью мешается сок чёрного священного дерева, как тот течёт под кожей и жалит изнутри подобно рою пчёл.
Боги не приняли сына Лунного Филина, но, словно в насмешку, одарили колдовством. Раны Монгво затянулись быстро, а сок чёрного дерева питал его, давал выносливость и терпение.
Монгво больше не был охотником. Его сердцевина — колдовство на чёрной крови, дрожь новых источников под ладонями, узоры дыма в фиолетовых кострах от порошков и видения грядущего.
Монгво странствовал, нигде не задерживаясь подолгу, но всё больше обучаясь науке колдовства.
И все годы его преследовал сухой голос священника, который говорил про скверну.
Терпение — первое, чему учат колдунов.
Магии некуда торопиться, даже в быстрых заклинаниях. Поспешишь — и собьёшься. Но терпение не значит безделье. Поэтому свой дорожку к гнилому сердцу священника Монгво выстраивал долго.
Священник Калмэй слыл скрытным и жёстким и уже несколько лет возглавлял Храм. И чем дальше, тем больше притеснял колдунов. Пока его жаркие проповеди про дивный новый мир оседали в душах простого народа, колдуны теряли магические источники один за другим.
По воле богов, конечно.
Те иссушались и редели, а колдуны теряли силу — вместе с ней и жизнь.
Может, священный огонь и мог искоренять скверну, но не помогал, когда на одно из королевств напала чёрная лихорадка, которая косила деревни одну за другой.
Монгво был одним из немногих, кто мог ещё чувствовать источники и подчинять их дикую силу, отдавая взамен капли жизни. Не то, чтобы он дорожил ею, всегда считая себя перышком, которое гонит ветер по дорогам мира, ему не за что было цепляться в этой жизни. Или, может, не хотел — слишком больно было вспоминать о семье, которую однажды потерял.
Только порой мыслями снова и снова возвращался к лесу и ночи костров, которая снилась вместо густых и тёмных кошмаров. Редко, но живыми видениями. Он видел улыбку Эдны, слышал её тихое пение — для кого-то.
Пожалуй, из всех мест, куда тянулась его измотанная странствиями душа, оказался зачарованный лес с его жрицами в коричневатых рисунках ритуальной краски.
И вскоре такой шанс представился.
— Нам нужен этот источник.
— Он в заповедном лесу. Под властью жриц и друидов.
— Я прекрасно это знаю. Кажется, ты там однажды уже был?
Монгво предпочёл не отвечать, а выждать продолжения мысли. За его немногословность и некоторую холодность многие его считали отстраненным и даже равнодушным. Хотя он сам просто не видела смысла тратить лишние слова.
Агнус, королевский колдун, склонился над картой с отметками источников, барабаня в задумчивости пальцами по столу. Сухой, в пропыленных одеждах, он сам недавно вернулся из соседних земель, и никогда не чурался сам работать с источниками.
Они были знакомы уже много лет, но всё-таки пока Монгво метался перелетной птицей между разными землями, Агнус предпочитал держаться на одном месте. И именно он в итоге объединял сейчас всех колдунов.
Границы королевства таяли под огнём богов, а сами священники объявили войну.
Во имя веры. То ли им было мало, то ли за ним стояли иноземные правители, которые хотели покорить чудесный край.
Жрицы стали всё больше закрываться, и пустили бы далеко не каждого к себе.
— Помеченный охотник…. как думаешь, у тебя есть шансы?
— Я не уверен, что жрицы пустят нас к источнику. Но я попробую.
— Напомни им, что даже лес можно уничтожить. Священники хотят объединить земли единой верой, и зачарованный лес — не исключение.
— Я сделаю всё, что в моих силах.
Монгво дождался ночи костров, до которой оставалось не так долго, чтобы вместе с другими гостями войти в лес.
Несколько источников, найденных на северной границе, въелись под кожу ледяным дыханием и прозрачным холодом, который пронзал до костей. Ему до сих пор ночами казалось, что его трясёт от холода, а над ним — толстый слой снега.
Так что хотелось греться у костров. Немного растрепанный, закутанный в тёплый плащ, он верил, что походил сейчас на ночного филина, сына своего отца.
И теперь, сливаясь с отсветами от пламени, среди ритмов барабанов, Монгво с наслаждением прогревался и действительно возвращался к жизни.