— Что касается наших людей... Я же сказал — увы. Вскоре они исчезли один за другим. Их находили, но... обезглавленными.
— Почему проявляется такой интерес к нашей семье?
— Мотивы лежат на поверхности. Думается, вы успели догадаться сами. Нужен был ложный след. Отсюда письмо в органы.
— Письмо без подписи, — Ростислав почувствовал отвращение.
— Разумеется. Мной не указывалась и конкретная фамилия «виновника» гибели манохинцев. Так... кое-какие намёки. Лучшим вариантом был такой, когда бы органы заподозрили самого Манохина. Считалось, он убит, а труп его сброшен в полынью. Пойди органы по этому пути, никто не пострадал бы. Зато я на длительное время оказался бы вне подозрений. Это на случай, если бы кто-нибудь пронюхал о моем пребывании в отряде. Вообще-то знать про такое не мог никто. Кроме... поручика. Должен был я целиком и полностью полагаться на его офицерскую — честь? Я ответил, себе — нет.
Рассказчик покачал головой,
— Один бог знает почему письмо попало к Соратнику. Еще тогда он продумал комбинацию с воскрешением Отца. А предварительно лишил отца вас, Пархомцев. Работа в органах обогатила опыт вечного чекиста. Органы...
Не раз и не два он повторил слово «органы». Выделяя его таким образом, что Ростиславу привиделись окровавленные трепещущие органы, заполняющие человеческую грудь и живот.
— Как у вас с совестью?
— Она мучает каждого. Я — не исключение. Если б можно было добиться своего, не причиняя зла другим!
Он был определенно неисправим.
— Поговорим о Наташе... О том, как спасти ее.
Дама-олень шевельнулась.
— Служба Профилактики... Кто они по убеждениям — парни из Службы? Где их слабое место? Кто их союзники? Националисты?.. Большевики?.. Можно ли их стравить с кем-нибудь сильным? Говорите!
Хозяин квартиры послушно кивнул.
— Убеждения Членов Службы Профилактики — что-то новое. Этому нет аналогии. Их трудно сформулировать на обычном языке. Ни с демократами, ни с коммунистами, ни с фашистами Службе не по пути. Что националисты? Миф. Способ удержаться у власти. Дайте им возможность задавить конкурентов, они трансформируются в социалистов, в коммунистов, в кого угодно. Убеждения умных людей не строятся по национальному признаку. Национализм — кость для «черной кости». Передайте теперешним «националистам» власть на территории бывшей Империи, и тотчас забудется «национальная Идея». Ну. Для начала постреляют кой-кого. А затем будет провозглашен «нерушимый интернационализм». Вы — глупец, Пархомцев, если думаете, что несложно принудить одного человека резать другого. Для такого дела, — приучать резать, — нужна большая организация. Нужны немалые средства. Межнациональные конфликты не возникают спонтанно. Их бережно и целеустремленно подготавливают. А Служба? Служба интернациональна по составу, даже не обладая законченной властью, — вот в чем парадокс! Службу Профилактики не интересуют национальные интересы. Она равнодушна к любой из религий. И это, пожалуй, наиболее тревожное. Она прикидывается то юдофобом, то национал-шовинистом, то демократом... Но это лишь маски. Хотел бы я понять, к чему стремится Служба.
Терпение слушателя иссякло:
— О Наташе...
— Ах да! Только вчера я был способен ей помочь. Сегодня — нет. — Он покосился на дочь. — Мне сообщили, что парни из Службы выкрали Наташу с сыном из отеля, куда я их поместил. Наташа потеряна для вас, Пархомцев.
Ростислав ослеп от ярости. Сизая пелена встала перед его глазами. Рука чудотворца взметнулась вверх.
... Огромная волосатая лапа нависла над столом, сжимая в кулаке тяжелую дубину. Господин с забинтованной головой вскрикнул. Хотел уклониться. Суковатая дубина опустилась в мгновение ока. С сухим звуком раскололся череп. Хозяин квартиры повалился под стол...
Пархомцев зачарованно следил за тем, как падает окровавленный человек. В глубокой ране на голове которого застряла массивная хрустальная пепельница. В то же время эта пепельница, или ее точная копия, находилась в центре овального стола. Не веря своим глазам, он потрогал стоящую перед ним пепельницу. Потом, схватил ее, швырнул прочь, словно дорогой хрусталь жег ему пальцы.
Брошенная им пепельница зависла над креслом. Исчезла... Возникла снова, совместившись с окровавленным двойником.
Сизая пелена разредилась. Перед Ростиславом стояла дама-олень.
— Зачем?
— Это не я!
— Так кто же?
Она обогнула стол. Приподняла голову отца. Ростислав кинулся ей на помощь. Вдвоем они усадили хозяина квартиры, прислонив спиной к креслу.
— Он умер, — сказала Анастасия. — Папа умер.
Она заплакала.
Жалость обуяла чудотворца:
— Чего ты хочешь?
Слезы остановились.
— Скорую... Врача...
— Он мертв.
Изумрудные, диковинного разреза глаза посмотрели на него с мольбой:
— Может как-нибудь... У нас есть знакомый профессор медицины. Наверно, он что-то... Ведь это только клиническая смерть...
— Ты хочешь, чтобы он жил? Зачем он... такой?
— Он — отец! Нельзя...
... Вздрогнул наборный паркет под ногами. Сбежалась, сгустилась вкруг чудотворца синева, до поры до времени таившаяся в дальних уголках Веселенной. Невидимое веретено завертелось вокруг своей оси. Окручивая в нить сиренево-фиолетовые пряди. Вскоре от образовавшегося кокона отделился искрящий жгут, потянулся к убитому. Распался миллионами волокон оплетая ими неподвижное тело. Застонал в беспамятстве Ростислав.
... Скользили по улицам цепочки плечистых мужчин, упрятанных в пятнистые комбинезоны, с колючими глазами на лиловых лицах. Гремела пальба в подъездах, на этажах, на открытых пространствах улиц и площадей. Где-то в подворотне жестяным басом грохотал мегафон: «Человек — для природы! ...Всякая тварь изначально выше человека...»
— Что вы делаете! — прокричал чудотворец.
— Как что, — изумился мегафон. — Мы на Службе!
— Откуда вы взялись? Из Космоса?
— Мы — ваше продолжение-е-е...
— Как?
— Ага — как!— ответило мегафонное эхо. Коричнево-шоколадный хозяин очухался. Вздрогнул. Сонно повел глазами. Ухватил повязку на голове, стащил бинты. У присутствующих появилась возможность лицезреть девственно-целую голову воскресшего.
— Вот и все.
Чудотворец шаткой походкой пошел вон из комнаты.
— Все только начинается. — Сбросив оцепенение дама-олень догнала его.
— Пойдем вместе. Кажется мы спасем Наташу и ее сына. Вскинутые брови Ростислава на мгновение остановили ее. Она пожала плечами:
— Надо же кому-то искупить грехи «Московского жулика»... «Миша-вежливый» — отвратителен и мне, но от родителей не отрекаются. Может оттого и происходит зло, что на каком-то этапе нас приучают бросать собственных детей, отрекаться от родителей. Отречься — значит забыть. Всякий, кто забывает прошлое, осужден повторить его.
— Ты говоришь книжным языком...
— Книги пишут люди. — Она заторопила его. — Пошли, иначе мы можем опоздать.
С тихим чмоканьем затворились двери лифта.
Из завтрашних газет:
«В энской губернии четверо горожан заболели неизвестной болезнью. Спустя шесть часов после появления признаков болезни инфицированные скончались. Принимаются необходимые меры для распознания характера, а также источника инфекции. Делается все для локализации зараженной местности...»
«По непроверенным данным федеральной полицией разыскивается некий Пархомцев за совершение ряда тягчайших преступлений. Р. Пархомцев в отдельных случаях выдавал себя за чудотворца-воскресителя. Поиски новоявленного Калиостро продолжаются. Руководители заинтересованных служб заверяют население, что преступник будет задержан и предстанет перед судом...»
«Глава департамента края сообщает: «Домыслы о существовании некоей Службы Профилактики, распускаемые злонамеренными лицами в целях дестабилизации обстановки в Республике, не соответствуют действительности...»
Этих газет Ростислав пока не читал.
Конец первой книги.
село Майма 1982 — 1991 годы.