Целомудрие, что ли. И уважение.
И, в сущности, я могла его понять. Просто мне было нестерпимо… я опять должна была сама резать тело друга, самого-самого близкого друга – много хуже, чем тогда, в детстве, Тяпку, совершенно немыслимо…
Но Ольгер был прав. Я понимала, что прав.
Это моё дело. Он и так предложил помощь, какую смог.
И мне пришлось разобрать этот шедевр – тело Виллемины. Я не думала, что это будет до такой степени больно. Особенно лицо. Такое чувство, что святотатствую, режу это Божье чудо… Резала её тело, свои пальцы, ревела…
Сожгла её плоть в алхимической печи – и собрала пепел. И только тогда позвала Ольгера.
– Господи, леди, – сказал он, глядя на меня, как на выходца из ада. – Вам отдохнуть бы…
– Ты сказал, что кости обработаешь, – буркнула я. – Давай. Видишь, там ждут люди Фогеля, им надо собрать новое тело до завтрашнего заката. Делай быстро.
Он притащил какие-то свои банки и склянки, слил из двух в одну большую – запузырилось.
– Не испорти, – сказала я. – Второго шанса не будет.
А у него уже глаза прозрачные: задачу решает человек. Счастливец: тела не видит – кости ему так душу не жгут.
– Не беспокойтесь, леди, – сказал Ольгер. – Унция Ранней Зари, раствор Белого Ветра, безопасно и надёжно, смотрите!
Красиво сделал, надо признать. От этого его раствора кости Вильмы стали белыми, как фарфор, – и мы их отдали мэтру Фогелю, чуть-чуть успокоившись: по крайней мере, это будет красиво, насколько только возможно.
– И прочно, леди, – сказал Ольгер. – Вот увидите, будет прочно.
– Не прочнее, чем живые кости, – грустно сказала я. – Вся эта механика… эх… Пойдём наверх, душно мне что-то…
Виллемина беседовала с Валором, сидя в своём любимом кресле – вместе с Тяпкой, которая, кажется, грелась об неё. Я снова увидела Вильму в окровавленном белом платье – и меня снова резануло душевной болью, а она встала мне навстречу, протянув руки:
– Ох, Карла, дорогая! Как же тебе досталось сегодня…
Тяпка спрыгнула с кресла и полезла лизаться и лапиться. Я стояла и думала: хорошо бы не отключиться прямо сейчас.
Валор, кажется, догадался и придвинул кресло – и я села в обнимку с собакой и с духом. Свет газовых рожков показался мне присыпанным пылью.
– Деточка, – тихо сказал Валор, – постарайтесь немного успокоиться. Худшее уже позади.
– Валор, как вы думаете, – спросила Вильма, – кто-нибудь из вампиров отзовётся, если окликнуть? Год пришёл к повороту, вот-вот начнёт светать…
Валор подошёл к зеркалу и постучал в него костяшками пальцев, деликатно, как в дверь. В комнату вошёл Олгрен собственной персоной.
– Напрасно я не дождался леди, – сказал он. – Вы были правы, тёмная государыня.
– Валор, адмирал, ну зачем… – начала я.
Олгрен сделал ко мне быстрый шаг – и совершенно чудовищно вульгарным, просто хамским движением поднял меня на ноги и притянул к себе за плечи.
Так, что я завалилась ему головой на грудь.
Как… не знаю… как юнгу своего! Никто не ведёт себя так с леди!
Но он был – облако ледяной Силы, я в него падала, как в море, как в поднимающуюся волну, сияющую, просвеченную насквозь. Я почувствовала, как он меня наполняет: я – засохшая водоросль – и вот снова вода, вода – и в меня идёт живой ток, я парю в нём, как в глубине…
– Спасибо, дорогой адмирал, – услышала я Вильму словно сквозь толщу воды.
– Сейчас она уснёт, – сказал над моей головой Олгрен, и его голос прозвучал колокольной медью.
И я перестала барахтаться. Я дала себе падать и падать, пока не опустилась на дно тёмно-синего мерцающего сна…
Я стояла на берегу моря. Мягкой, чернильно-синей летней ночью, невероятно ароматной – с запахом соли и водорослей, с совершенно родным запахом. Давным-давно прошедшей летней ночью. Громадная, белёсая, мертвенная луна стояла над морем, прибой еле лизал песок – а на песке горела восьмиугольная звезда вызова из нижних кругов, с тройной защитой.
И рогатая адская тварь высовывалась из центра звезды по плечи: дальше её не пускали штрихи защиты. Гад смотрел мне в глаза, и я видела, как адское пламя бушует внутри его головы, вырываясь в глазницы.
– Маленькая тёмная леди, – прошелестел он, как прибой по гальке. Как прибой по голым костям. – Маленькая лгунья. Женское счастье отдала за мнимую жизнь собачки, так?
– Это ты сейчас мне лжёшь, – сказала я. Я не чувствовала ни капли страха, только ледяную злобу, громадную, как штормовая волна. – Отдала за власть вязать живое с мёртвым священными Узлами. Двумя Узлами. Ты мне продал эту власть – и я буду ею пользоваться, когда пожелаю и когда понадобится. Но сейчас мне этого мало. Продай мне третий Узел.