— Жива она, Ольгер?
— Да, леди, — сказал он, и слёзы перелились через край. — Пожалуйста, скорее. Государыня вас звала.
Я закрыла зеркало. Водитель слышал — он увеличил скорость так, что я подумала: «Сейчас ещё кого-нибудь убьёт», но без страха, даже без опасения. У меня просто темно было в глазах. А Тяпка, кажется, всё поняла: она тихонько поскуливала, а потом начала подвывать.
А я вжалась в сиденье и думала: ты вот дрыхла, а Вильма ушла одна. А потом ты глазела на корабль, болтала с моряками и теряла время. А ведь ты же знаешь, что Ольгер — слабый некромант. Ты виновата.
Когда мотор подъехал к заводу, там уже стояло жандармское оцепление, они ещё и гвардию вызвали. Но без карет медиков, только мотор Сейла.
Я не смогла сразу выйти: у меня подкашивались ноги.
К мотору подбежал Норис, помог мне — подал руку, и я почувствовала, как у него трясутся пальцы.
И рявкнула:
— Почему ты здесь⁈ Где королева⁈
— В корпусе, где дирекция, — сказал Норис.
Он так дышал, будто боялся, что сейчас у него резьбу сорвёт до истерики.
Мы туда побежали вместе. Мне ужасно мешал кринолин, и я его подобрала с двух сторон, как девка, которая удирает от патруля. Мне было всё равно, наплевать.
Уже заходя в корпус дирекции, я выдохнула и спросила:
— Что вы тут делали? Вы, жандармы, гвардия — что делали тут?
Норис схватил меня за плечи, остановил, повернул к себе:
— Карла, — сказал он, глядя мне в глаза, — стрелял владелец завода. Во время разговора. Как мы могли предвидеть.
Я вырвалась и оттолкнула его.
— Где⁈
Он показал где.
На лестнице и в коридоре тоже стояли жандармы. Я пробежала мимо них и влетела в кабинет директора.
Моя Вильма лежала на кожаном диване в кабинете. В распахнутой шубке и белом платье, корсет, пропитанный кровью, Сейл расшнуровал — и рубашка под ним тоже была в крови.
— Извлечь пулю здесь не получится, — сказал Сейл, повернувшись ко мне.
У него было такое лицо, что больше он мог уже ничего не говорить.
— Дорогой… мессир Сейл, — тихо сказала Вильма. — Пожалуйста… оставьте нас. Это… важно.
Она говорила очень тихо и очень ровно, будто сильно устала, но всё с ней в порядке. Сейл поцеловал её руку и вышел, горбясь.
— Будьте в коридоре, — сказала я и встала на колени рядом с диваном. Рядом с Вильмой.
Вильма посмотрела на меня и чуть улыбнулась. Капля крови стекла из угла рта.
— Вот я дурочка… — тихо сказала она. — Одна…
— Только не умирай, — сказала я. Прижала её пальцы к губам. Холодные.
— Умираю, — сказала Вильма просто. — Прости… дорогая. Я вот сейчас… умру… и поговорим…
— Нет, — шепнула я.
— Смерти… нет… — сказала Вильма.
Я всё понимала, прости мне небо. Что ей дико больно — и что она королева и умирает, как королева. Что она и сейчас уже приняла решение. Что она ничего не боится — и смерти тоже. И что я должна буду сделать — понимала. И мне было так страшно — я понятия не имела, что ужас может причинять вполне физическую боль.
— Ты должна будешь… — шепнула Вильма.
В дверь поскрёбся Сейл — как пёс:
— Здесь мессиры Броук и Раш…
— Сюда их… — прошептала Вильма.
Они вбежали, столкнувшись в дверях, — встрёпанный Броук, у которого на лице был точно такой же, наверное, ужас, как и у меня, и Раш, которого, по-моему, накрыло не ужасом, а отчаянием. Наверное, Сейл им сказал, что дело безнадёжное.
Оба кинулись на колени рядом с Вильмой, как и я.
А Вильма чуть улыбнулась.
— Милый… герцог… — прошептала она. — Вы… успели? Закон о… духах?
— Да, — сказал Раш еле слышно. — Объявил утром.
— Хорошо, — Вильма шевельнула пальцами, будто хотела пожать мне руку. — Карла… Карла — медиум. Будет передавать… мои… слова… пока я…
Ей было так тяжело говорить, что я не выдержала:
— Пока Вильма будет духом, я буду передавать её инструкции, — сказала я. — Это недолго.
Бесценная моя, отважная моя королева снова чуть шевельнула рукой. И улыбнулась. Кровь текла у неё изо рта струйкой.
— Я… не… уйду… — шепнула Вильма — и её взгляд остановился.
Я видела, как она встала с дивана, с сожалением глядя на тело. Я видела, что её звали туда, вверх, — но она поймала мой взгляд, будто хотела за него уцепиться, и я её остановила.
Сама не пойму, как это вышло. Я просто почувствовала, как грею, держу её Даром, будто руками, — и Вильма улыбнулась победно.
Я её держала — и у меня текли слёзы.
У Броука сдали нервы: он истерически разрыдался. Раш грыз костяшки пальцев — и прокусил кожу до крови.
— Держишься? — спросила я. — Как ты, государыня, лучшая из всех?
— Непривычно, — сказала Виллемина. — И страшновато, — и рассмеялась. — Пока ты со мной, всё будет хорошо, дорогая Карла. Слушай, что нужно будет сказать мессирам миродержцам, это важно…
— Инструкции государыни, — сказала я, размазывая слёзы по лицу. — Вы, мессиры, готовы или будете истерить дальше?
Сработало: они пришли в себя и посмотрели на меня.
— Государыня здесь, — сказала я. — И будет здесь. И нам придётся устроить ещё одну такую ночь, пока луна не ушла на ущерб. Государыню нам заменить некем, ясно? Она одна такая. Она у нас — символ, знамя, всё такое… не спорь, пожалуйста, Вильма. Они так лучше поймут.
— Господи, какой кошмар… — прошептал Раш.
— Государыня, — сказала я, — говорит, что завещание не работает: вы же сказали, что успели провести закон о правах духов?
— Да, — сказал Раш. Я видела, как он берёт себя в руки: он даже полез в карман и достал легендарный блокнот. — Храни вас Бог, Карла. Мы сделаем всё, что сможем. Государыня здесь?
— Прямо здесь, — кивнула я. — За руку её держу. Так вот, слушайте инструкции. Мы не можем увезти её отсюда до ночи. Потому что она очень тяжело ранена — и у неё начались роды. В полночь наш друг-вампир доставит сюда младенца. Вот тогда и выйдем. Вынесем государыню и наследника. Это раз.
Броук ещё всхлипывал, но уже слушал, а Раш начал писать в блокнот так, будто видел Виллемину не хуже, чем меня.
— Мессиру канцлеру цены нет, — улыбнулась Вильма. — Он молодец, я им восхищаюсь.
— Государыню восхищает ваше самообладание, Раш, — сказала я.
Он только вздохнул.
— Дайте знать Фогелю, — сказала я, — что у него и его мастерской срочная работа. Очень срочная, особо ответственная, государственный заказ особой важности. И где Ольгер? Он мне нужен.
— С жандармами, — сказал Броук, проглотив всхлип. — Обыскивают завод на предмет притравок и прочей дряни. Я прикажу позвать.
— Ну и хорошо, — сказала я. Я что-то ужасно устала. — Сюда никого, кроме Сейла и Ольгера, не пускать. А вы идите… распоряжайтесь… я тут побуду пока.
Они вышли, а я села на диван рядом с телом Вильмы, обняла её ноги и стала реветь.
— Карла, дорогая, — ласково сказала Вильма, присев рядом со мной, — ну не надо, не плачь, пожалуйста! Мне тоже его жаль, но что же делать… Ты ведь дашь мне другое?
Я вспомнила, как готовила к обряду кости Тяпки, — и заскулила. Ничего не могла с собой поделать.
— Карла, дорогая, храбрая, спокойная моя Карла, ты сможешь, — сказала Вильма, обнимая меня — и я чувствовала её руки, как прикосновение тёплого ветра. — Ты всё можешь.
Тяпка крутилась в её призрачном кринолине, как в облаке, виляя хвостом, — а я скулила, подвывала и никак не могла остановить слёзы, которые текли и текли:
— Ви-ильма-а… ты не понимаешь!
— Я понимаю, — кивала Вильма и чуть заметно улыбалась. — Я буду бронзовая и фарфоровая кукла, как наши замечательные мёртвые морячки, и мне, как и им, это не помешает довести мою работу до конца. Мы успели вовремя — потому что народ меня примет и всё правильно поймёт. И мы победим. Мы пройдём через смерть, через ад — и победим. Вот увидишь.
А я так и ревела, навзрыд. Пока Ольгер не пришёл.
А когда он пришёл, уже нельзя было реветь. Надо было работать. Идти через смерть и ад — и вытащить оттуда Вильму.