Я ушел к себе в палату и улегся на койку. Черт его знает, как нехорошо было ревновать к больному! Я понимал это, но все-таки злился. А она сидела над майором, над красивым майором, над молодым майором, и майору было тяжелее, чем мне! Может быть, это-то меня и злило. И Машенька сидела, прижавшись к нему, и говорила нежные слова, а он плакал, и ругался, и звал ее Татьяной, и ругал за то, что Татьяна изменила ему. У меня и у самого все болит, а может, я это выдумываю, потому что мне хочется, чтобы Машенька сидела около меня...
Она пришла ко мне в середине ночи, когда майор забылся, усталая, осунувшаяся. Встала на колени возле моей койки и уткнулась головой мне в руку. Я бросил папироску и погладил ее по спине и волосам. Я чувствовал, что она беззвучно плакала, а все хлопцы не спали, и я знал, что каждый сейчас отдал бы все, чтобы она не плакала.
Потом прибежала санитарка и увела Машеньку к проснувшемуся майору.
Так несколько суток просидела она над майором. Когда он забывался, она приходила ко мне.
Наконец, врачи решили, что майора можно отправить в областной город, где были какие-то специалисты, и, конечно, ехать с ним должна была Машенька. Я радовался, что через два дня все это кончится, и она отдохнет, и все будет по-прежнему.
На улице шел дождь, когда она зашла ко мне. Она поцеловала меня и прижалась ко мне щекой, а потом ушла.
Я думал о Машеньке. Вот она уехала с майором. Она за ним ухаживает так же, как за мной, и он красивее меня, и ему более тяжело, и поэтому она ему больше говорит ласковых слов...
Утром должна была приехать Машенька. Я лежал, не открывая глаз, и думал все время о ней.
Кто-то рассказывал про бомбежку, которая была на рассвете. Здорово бомбили поезд.
Разговаривали тихо и думали, что я сплю.
Когда сказали, что при бомбежке погибла Машенька, возвращавшаяся с этим поездом, я не сразу понял, что это про мою Машеньку.
Я не открывал глаз, потому что не хотел, чтобы подходили ко мне и успокаивали. Все равно это было лишним. Я повернулся к стене и заплакал в подушку.
1945.
Письмо малышу
На стене у мальчика висели погоны с двумя просветами и одной звездочкой. Мальчик был в чине майора, его отец — в чине старшего лейтенанта. Может быть, мальчик имел бы уже подполковника, но отец не захотел этого. Уезжая в часть, он попросил сына выйти в отставку.
— Война кончилась, пора заниматься учебой, — сказал отец.
Погоны висели у сына в память о войне. Отец хотел, чтобы погонов не было совсем. Мать тоже хотела этого. Но сын попросил оставить их. Он часто вспоминал о войне, он не мог забыть ее. Так погоны и остались висеть на стене.
Сын сможет еще быть подполковником, полковником, даже генералом. Это — в его власти. А вот отец не получит и капитана... Потому что отца больше нет...
Мальчик стоит, прижавшись к матери, положив локоть на спинку кресла. Мать держит у глаз платок. Сын смотрит на кортик, который лежит поперек альбома с марками.
Это кортик отца. Я принес кортик. Кортик красивый: белая кость с золотом. Отец рассказывал, что сын просил его оставить кортик. Мальчику нравилось играть им. А сейчас кортик лежит на столе, но мальчик даже не притронулся к нему.
На столе — ордена, фотографии, документы. Я привез все это.
Мне много хочется сказать мальчику, но я молчу...
Как рассказать мальчику, что я знаю о нем и его отце больше, чем знает он с матерью?
Как рассказать, что я дружил с его отцом с детства, что мы вместе играли в хоккей, и его часто ругали, по-. тому что зимой он ходил расстегнутым, так как пуговицы его пальто были оторваны, а руки вечно заняты, — под мышкой торчит клюшка и конек, а другой конек в руке, а из карманов высовываются гетры и щитки, и горло не закрыто, и он кашляет?
Как рассказать, что мы вместе поехали в Ленинград, чтобы поступить в военно-морское училище, так как оба хотели стать моряками, и как он нервничал на экзаменах и чуть не провалил иностранный?
Как рассказать, что мы учились и год, и второй, и его любили все товарищи, потому что он и в шахматном турнире, и в футбольной команде, и в коллективе самодеятельности, всегда и везде был первый, но никогда не зазнавался, и за это-то его все и любили?