Комната была высокой, и потолок ее украшали лепные орнаменты и цветные пухленькие амурчики, порхающие по голубому небу. В простенках между высокими окнами, зашторенными синей бумагой, висели узкие зеркала в бронзовых рамах. Зеркал было много, так же как бронзы и красного бархата. Только все это давно закоптилось, растрескалось и облупилось. Керосиновые лампы отражались в зеркалах.
Маленькая старушка в грязном халате, натянутом на пальто, записывала раненых. У нее было усталое лицо. Такие же усталые, как и она, девушки сидели рядом с ней; видно было, что всех их подняли в середине ночи.
Мне было удобно и покойно лежать здесь и наблюдать за окружающим. Деревянные диваны постепенно начали освобождаться, зарегистрированные раненые выходили в дверь в противоположном конце приемного покоя. Только один парень сидел на стуле и разговаривал по телефону. Я сначала было решил, что это женщина, так как бинт на его голове принял за косынку. Парень, очевидно, разговаривал с девушкой. Я слышал, как он уговаривал ее прийти в госпиталь. К моему огорчению, старушка в халате не дала ему договорить, и парень, положив трубку, взял с полу... гитару! — и вышел из приемного покоя.
Мой взгляд продолжал скользить по комнате, остро видя самые различные детали, с тем чтобы тотчас же забыть о них.
Через некоторое время мое внимание привлек какой- то шум, и я оглянулся на двери, ведущие из приемного покоя. Парень с гитарой стоял в их проеме, пытаясь вырваться из рук немолодой медсестры. Она дергала его за гимнастерку, торчавшую из-под мехового жилета, и кричала:
— Молодой человек, отдайте огнестрельное оружие!
Не сумев справиться одновременно с ним и с пружиной тяжелых дверей, она на миг выпустила парня, и он, волоча ногу, бросился в приемный покой, ловко перешагивая через носилки. Разозленный, он остановился недалеко от меня и отрезал:
— Я не молодой человек, а гвардии старший сержант! И пистолета не отдам!
Все с любопытством наблюдали за ними.
Женщина беспомощно огляделась вокруг и, круто повернувшись, заявила:
— Мне не отдадите, так замполиту отдадите,— и скрылась за дверью.
— Выручайте, хлопцы,— сказал парень, обводя взглядом носилки. Гитару он держал за гриф.
Я подумал: «Если старушка не выдаст, мы спрячем пистолет». На девушек я надеялся.
— Быстро сюда,— сказал я, и он торопливо шагнул ко мне, припадая на правую ногу.— Есть бинт?
— Нет,— он растерянно похлопал себя по карманам.
— У кого есть?
Одна из девушек, покосившись на старушку, которой я боялся, сунула руку в карман халата и незаметно бросила на соседние носилки индивидуальный пакет. Еще мгновение, и он оказался у меня в руке. Я хотел сбросить одеяло, но не смог и сказал:
— Давай, прибинтовывай к бедру.
Парень положил гитару, склонился надо мной и стал неловко снимать с меня одеяло.
— Осторожно!— крикнул я на него.— Это все-таки нога, а не деревяшка!
— Ну, не сердись, потерпи,— сказал он.
— Да хватит! Не на рану же ты его хочешь класть?!
— Ну, потерпи, потерпи, дружок,— говорил хромой. Потом он поднялся с колен и из внутреннего кармана мехового жилета достал пистолет. Это был красивый трофейный пистолет, по-моему, бельгийской марки, с удобной, врастающей в ладонь, рукояткой. Когда хромой приложил его холодную металлическую поверхность к моей ноге, меня бросило в дрожь. Я снова крикнул:
— Балда! Нельзя осторожнее?
Он промолчал и начал прибинтовывать пистолет. Я не мог приподняться и увидеть, как выглядят мои ноги, но подумал, что я сейчас, очевидно, похож на мумию. Пока он бинтовал меня и закрывал одеялом, мне стало плохо и у меня закружилась голова. Рана пылала. «Вот если бы этот холодный пистолет приложить к ней»,— подумал я.
— Ну, спасибо, дружок,— сказал хромой.
— Иди, иди. Потом будешь благодарить,— ответил я сердито.
В это время в дверях появилась давешняя медсестра; за ней шла молодая девушка. У нее были волосы цвета спелой соломы, смуглое лицо и ярко накрашенные губы. Но больше всего меня удивило ее шелковое платье — оно было из другого мира, казалось неправдоподобным рядом с гимнастерками и халатами сестренок.
— Здравствуйте, товарищи,— сказала она ледяным тоном, поглядев на нас через плечо.— Простите, Наталия Ивановна,— обратилась она к старушке за столом,— я вам чуть помешаю.— Она немного помолчала.— Кто здесь Шаромов?