Однажды начальник отделения застал меня за этим занятием и посоветовал:
— А ты сооруди себе такую штуку: два полена и на них — перекладину. Сразу легче будет.
Я поблагодарил его. А он сказал:
— Помнишь, я говорил, что все дело в костной мозоли? Ты правильно решил, что не стал ждать, когда она образуется сама. Если можешь терпеть, то ускоряй ее образование.
— Доктор, — спросил я его,— а я смогу вернуться на фронт?
— Ну, больно много захотел. На фронт хромых не берут, ты извини меня... Научишься ходить без посошка... когда-нибудь, и то хорошо.
Я сделал все, как он советовал.
Новые раненые, прибывавшие на место выписавшихся, удивленно смотрели на мое занятие, но я не обращал на них внимания.
К Октябрьским праздникам нога окрепла настолько, что, опираясь на палку, я мог проходить по коридору не меньше десяти раз, не испытывая сильной боли.
Как-то к нам в палату зашел замполит, которого, как и в Ленинградском госпитале, мы звали комиссаром. Раненые играли в шахматы, домино, читали газеты. Я набивал о палку мозоль. Он подвинул ко мне табурет и уселся. Сказал:
— Я пришел поговорить с вами, Снежков.
— Я к вашим услугам, товарищ старший лейтенант, — отозвался я, вставая.
— Сидите, — он придержал меня за плечо. — Дело мое к вам деликатного свойства, и мне хочется посоветоваться.
В палате наступила тишина, даже не слышалось стука костяшек домино. Я видел, что раненые наблюдают за нами. Дело в том, что судьба комиссара всех интересовала. Ходили слухи, что он — кандидат философских наук, до войны преподавал в пединституте и будто бы здесь, в госпитале, готовил докторскую диссертацию. Не знаю, так ли это, но он у всех вызывал любопытство.
Так вот, все сидели и наблюдали за нами, а он говорил:
— У нас, видите ли, возникла такая проблема: девушку, которая ведет лечебную гимнастику в батальоне выздоравливающих, вызывают на длительные курсы. Мы можем ее не отпустить, но это значит задерживать ее рост — сейчас она сержант, а после курсов будет младшим лейтенантом. С точки зрения госпиталя мы выигрываем, а если смотреть глубже — это польза для государства Вот мы и решили посоветоваться с вами: не станете ли на ее место? Вы, как нам известно, спортсмен. А то, что имеете офицерское звание... Я думаю, вы окажетесь выше самолюбия. Взявшись за это дело, вы будете приносить ощутимую пользу, которой — не по вашей вине— сейчас не приносите. Вы согласны со мной? Я имею в виду последнее.
— Конечно, товарищ старший лейтенант, — согласился я торопливо.
— Я не буду торопить вас. Подумайте...
— Тут долго думать нечего, — перебил я его. — Раз надо, значит надо.
Он улыбнулся и сказал:
— Признаться, я и не ожидал от вас иного ответа. Мы предварительно взвесили все кандидатуры. На вашей особенно настаивал начальник отделения. Он восхищен вашим упорством.
Я смутился. А комиссар, сделав вид, что не замечает этого, поднялся с табуретки и сказал:
— Значит, договорились. Я так и передам начальнику госпиталя.
Через день я переселился в крохотную комнатушку при батальоне выздоравливающих.
Чего греха таить, в нашем госпитале лечебная физкультура проводилась формально. Даже те, кто в ближайшее время должен был возвращаться в часть, на зарядку выходили лениво, а некоторые вообще предпочитали поваляться лишние двадцать минут в постели. Сейчас же, когда наступили холода, все упражнения делались в помещении. Когда я в первое же утро приказал выздоравливающим выйти на улицу, многие встретили это смехом, до того нелепым показался им мой приказ. Если бы они возражали, отказывались, я бы не растерялся так, как растерялся в эту минуту. Я начал их уговаривать, объяснять им, что это делается ради их пользы.
— Ведь вы же из тепличных условий попадете во фронтовую обстановку. Придется спать на снегу, умываться снегом... Не лучше ли сейчас подготовиться к этому? — говорил я.
— Слушай, — возразил кто-то лениво, — поспи ты столько на снегу, сколько поспали мы, а потом учи.
Вероятно, такие аргументы и обескураживали девушку-сержанта, и она смотрела на свои занятия сквозь пальцы. Я тоже спал на снегу меньше любого из них и поэтому растерялся во второй раз. Нет, мое упорство не могло меня выручить в подобной обстановке. Но мне поручили это дело, и я должен был выполнять его честно.
— Отставить разговоры! — крикнул я, чувствуя, что выхожу из себя. — Сегодня разрешаю в гимнастерках. Но это в последний раз. С завтрашнего дня начнем обтирания.