— Знаешь, я отпросилась на час раньше и решила, что еще застану тебя, — и взглянула на меня своими большими глазами.
— Пойдем, я тебя познакомлю со своим соседом по номеру.
Мы усадили Ладу на мое место; она склонилась над ребенком, лежащим на руках женщины, и приоткрыла одеяльце:
— О, какой бутуз! Красавец! А глазищи! Саша, посмотри, какие глазищи. — Она взглянула на женщину.— Весь, наверное, в отца?
Женщина счастливо улыбалась.
— Дай вам бог такого же сыночка, — сказала она, переводя взгляд с Лады на меня.
— Саша, — рассмеялась Лада, прижавшись к моей руке на мгновение,— нас принимают не за тех... — Она повернулась к женщине: — Мы просто друзья. Понимаете, друзья?
— А как же без дружбы, девушка, милая?
Лада, все еще не согнав улыбки с лица, положила руки на плечи девочке, откинула волосы с ее лба и похвалила:
— Ну, а старшая в маму. Такая же красавица.
Я посмотрел на улыбающуюся женщину, и она, действительно, показалась мне красивой. На сердце у меня потеплело. Но только позже, когда мы проводили Петра Васильевича, я понял, откуда это чувство: Лада оттаяла; она сегодня смеялась — впервые за эти дни, проведенные нами вместе, и, очевидно, впервые за все эти долгие тоскливые месяцы.
— Лада, — сказал я, останавливаясь у буфета. — Я хотел угостить тебя шоколадом. Но давай сделаем так: подарим его той девочке?
— Ну, о чем ты спрашиваешь, глупый?
— Только отдашь ты. Ладно?
— Как хочешь.
Я достал две тридцатки — почти последние из своих денег — и, получив двадцать рублей сдачи, купил шоколадный коммерческий батон; на обертке его были нарисованы журавль и лиса.
— Я пойду на перрон, покурю.
— Хорошо, я догоню тебя.
Мой поезд стоял на первом пути. Наступили сумерки, и под крышей дебаркадера было темно. Синие лампочки светили мертвым светом. Я достал папиросу и закурил.
Подошла Лада, взяла меня под руку, потрогала вещевой мешок, висящий на спине.
— Почему он такой тяжелый? Такой пустой и такой тяжелый?
— Я купил диск, — объяснил я, сдувая пепел с папиросы.
— Диск?
— Да. Такой, который метают.
— Почему ты не сказал мне? Я бы тебе подарила на память.
Продолжая курить, я признался:
— Я и сам не ожидал, что куплю. Вышло все случайно. В этом виноват бокс, который мы смотрели, и еще... один спортсмен, которого я вчера увидел.
— Знакомый?
— Нет, — покачал я головой. — В первый раз видел; около института физкультуры.
— А причем здесь бокс? — спросила она осторожно после молчания.
— Помнишь Старика? Прозвище ему действительно дали за возраст. И за опыт. Так вот, он нашел в себе силы, чтобы выиграть бой у молодого, отличного боксера... Так уж мне-то сам бог велел найти в себе эти силы... Кроме того, он оказался фронтовиком. — Я выбросил папиросу, и мы медленно пошли по перрону.
— Ты там не только делаешь зарядку с выздоравливающими, но и занимаешься спортом? — спросила Лада.
— Нет, — покачал я головой. — Но приеду — буду. Нужна нагрузка на ногу.
— Я думала: главное для диска — руки.
Я горько усмехнулся.
— Нет. Один наш крупный специалист по легкой атлетике сказал: «Фигурально выражаясь, диск метают ногами»... Я, может, даже заведу велосипед.
— Велосипед... — повторила она задумчиво. — Знаешь, мне Володя рассказывал, что мечтой его детства был велосипед.
Когда она заговорила о Володе, я вздрогнул: «Значит, она ни на минуту не забывает о нем».
А она продолжала:
— На руднике, где он рос, был сын главного инженера, ему подарили велосипед... Единственный велосипед во всем поселке. Все ребята с завистью смотрели на него. А мальчик никому не давал прокатиться. Исключением был Володя, потому что он бил этого маменькиного сынка и играл лучше всех в бабки... как он называл, в «панки»... Катался он так: разбежится и ляжет на живот... Расплачивался за это самыми лучшими бабками... Но так всю жизнь велосипед был чужим... И, в общем, недосягаемым... Позже, когда Володя окончил десятый класс, в город, где он жил, вернулись два его друга... Оба работали на золотых приисках. Они привезли целую кучу каких-то купонов, которые получили за добытое золото, и позвали Володю путешествовать на юг... Это были удивительные друзья — у них было все общее: и последний кусок хлеба, и большие деньги... Они объехали Крым и в Киеве, в торгсине (помнишь, были торгсины?) купили по велосипеду... На купоны... Велосипед стоил там двадцать пять рублей... И поехали по Киеву. Забрались на какую-то гору, по-моему, к Киево-Печерской лавре, и прокляли велосипеды... Старший, заводила, говорит: «К черту велосипед, лучше ездить на поезде; да и в поезд нас с ним не пустят». Поставил его, пнул ногой — и велосипед укатился под откос. Володя поставил и пнул. Третий друг поставил и пнул...