Она вздрогнула и схватила меня за руку:
— Иди в вагон. Уже зажгли зеленый свет.
Я взялся за поручень одной рукой и наклонился с первой ступеньки. Она протянула мне губы. Потом меня оттеснили в тамбур. Глядя через спины людей, я махал ей рукой.
Она шла вслед за поездом.
Когда она скрылась, я достал папиросы и с жадностью закурил.
Глава восьмая
Я вернулся из Москвы повеселевшим. Мне хотелось сразу же окунуться в работу, жажда деятельности обуяла меня.
Комиссар мне сказал:
— Моя вина, недоглядел, почему вы уехали в солдатской шинели. Получите форму, которая вам положена по званию. И наденьте погоны. Носила же их девушка, работавшая до вас.
Я рассмеялся:
— Но у нее были сержантские. Вряд ли мои будут соответствовать должности инструктора лечебной физкультуры?
— Разве это так важно? — произнес он искренне, вскинув на меня глаза.
Я снова рассмеялся, представив, как будут поражены бойцы батальона выздоравливающих.
Китель оказался, как принято у нас говорить, «БУ»— «бывший в употреблении», однако сидел на мне хорошо.
Утром я вышел на зарядку во всей форме и сделал вид, что не замечаю удивленных взглядов.
Я оглядел строй и заявил:
— С сегодняшнего дня мы начинаем заниматься всерьез. Все вы отсюда отправляетесь не на печку к теще, а на фронт. Поэтому будем проводить зарядку в обстановке, приближенной к фронтовой. Со своей стороны обещаю, что я буду выполнять все, что положено выполнять вам.
В рядах послышалось ворчание, но я сразу оборвал его:
— Снять рубашки и построиться на волейбольной площадке!
Я снял с себя китель, рубашку и первым вышел на улицу.
Была мягкая, напоминающая московскую, погода. На краешке железной крыши госпиталя дотаивал снежок.
Испугавшись нашего появления, с забора поднялись стаей черные галки.
Хромая, я трусил впереди растянувшейся колонны. Вероятно, к удовольствию бежавших за мной, я перешел на шаг.
Следовало бы побегать еще, но я больше не мог. Зато и задал я упражнения — они-то были мне под силу!
Когда кончили обтирание снегом, я заявил:
— Договоримся, чтобы никаких жалоб. Гриппом болеют не от этого. Больше того, через месяц никому из вас грипп не будет страшен.
Я видел, что многие смотрят на меня обиженно, но выдержал их взгляды и сказал:
— Все! Можно расходиться.
Ковыряя палкой утоптанный снег, я ждал, когда все пройдут мимо меня. Приятно было смотреть на их багровые от обтирания плечи, плечи здоровых поработавших мужчин.
Вероятно, потому, что я никого на этот раз не уговаривал, а только приказывал,— все прошло гладко. Сыграла роль, очевидно, и моя новая форма. Так или иначе, но я был доволен сегодняшней зарядкой и с этого дня не давал никому поблажек. И хотя нагрузка на мою ногу увеличилась, потому что я не давал поблажек и себе, я по-прежнему набивал костную мозоль о планку.
Великолепное самочувствие и возможность приступать на пятку заставили меня отправиться на заготовку дров, в которой до этого я не принимал участия. Еще по первому снегу все бойцы батальона выздоравливающих ушли как-то на ближние торфяные поля, откуда госпиталю было разрешено вывозить пни, выкорчеванные летом, во время заготовок торфа. Помню, в такие дни мне было особенно тоскливо оставаться одному; и, конечно, было обидно, что я, кому положено показывать пример в физической работе, отлеживаюсь дома.
С радостью я сейчас надел ватные брюки, телогрейку и валенки. По тротуару шагалось легко. Я почти не опирался на палку, шел, сбивая высунувшиеся из-под снега высохшие головки репья, росшего в канавах. Поселок, к которому я привык за лето, был неузнаваем. Лишенные зеленого окружения домики казались печальными. Скучные дымки вились над их белыми крышами. На ветвистых рябинках хохлились красногрудые снегири. Шустрые чечетки порхали над березами, осыпая с них семена. Низкое малиновое солнце тускло светило с серого неба. Но дышалось легко, и все мне казалось нипочем. Стоило, однако, кончиться тротуару, как я чуть не вскрикнул от пронзительной боли: моя ступня ударилась о что-то твердое. Следующий шаг — то же самое. Это были неровности дороги, которые я не мог предугадать под снегом. Я пошел по обочине, и, очевидно, там, где снежок припорошил травку, мне шагалось хорошо. Но когда нога натыкалась на камень или комок ссохшейся грязи, боль снова пронзала меня насквозь. К моему несчастью, мне достались поношенные мяконькие валенки, которые не могли защитить моей ступни.