В отличие от катаны, к которой так прикипели версус-одаренные, спектр применения сай огромен: ими можно как блокировать удары, так и наносить их в ответ, зацеплять и выхватывать, метать и колоть. Фактически получается, что это оружие можно использовать практически на любой дистанции и против противника, вооруженного не только катаной, но и другим оружием.
Ни один из моих спарринг партнеров не был версус, а учиться нужно у лучших. Но одно дело учёба, а другое — избиение младенцев. Не скажу, что я уж совсем показала себя безрукой неумехой, но ощущение, что почти десять лет я делала всё, что угодно (играла на гитаре, вышивала бисером, собирала пазлы) кроме тренировок с сай прочно угнездилось в моём сознании. Трейнер был жестким и бескомпромиссным, блокируя каждый мой удар, стремительный и молниеносный, нападая.
Горло, ключица, левая сторона грудной клетки, колено, внутренняя сторона бедра, живот — каждый сантиметр моего тела был испещрён мелкими порезами и уколами, и с каждой новой раной моя злость возрастала в геометрической прогрессии.
Но ярость — неудачный союзник.
Она затмевает доводы рассудка, лишает концентрации и осторожности.
— Еще, — бросалась я на Кхаана, как бродячий пес на матёрого волка, — еще.
Голова кружилась от кровопотери, черные мушки мельтешили перед глазами, мешая сосредоточится, каменный пол был забрызган алыми каплями, по которому скользили босые ноги, но закусив удила, я не могла остановиться, отказываясь признать даже самой себе, что бой проигран. Я всегда считала, что упрямство синоним настойчивости, но сейчас ощущала себя ослицей с гвоздем во лбу…
В последний раз я ударила сай, естественно промахнувшись, и свалилась на пол, поскользнувшись на собственной крови. Зубы клацнули, до боли прикусив язык (как будто без этого из меня вытекло мало крови) и черные мушки сменились на слепящие звезды, когда затылок встретился с твердой поверхностью пола.
— Ты слишком спесива, Эва. Тебе почти восемнадцать, а ты до сих пор не умеешь сдерживать свой мерзкий нрав. Сравнивать себя с сестрой несусветная глупость: версус — удел достойнейших, но тебе не дано возвысится над собой.
— А если смогу? — захрипела я ему в спину.
— Тогда я признаю тебя равной, — не оборачиваясь ответил Кхаан, — и приклоню колено.
Несовершенные потолочные перекрытия, нависающие массивными глыбами скальной породы неизвестного пористого камня, вновь напомнили мне, что я нахожусь в одной из пещер, а теплый пол, пронизанный ветвистыми, парящими трещинами, что пещера эта расположена глубоко в действующем вулкане. Запекшаяся до черноты кровь на полу, будто экзотический рисунок сумасшедшего художника ярко расцвечивала моё ближайшее будущее — хаос системы и пылающий след, словно падающая комета, зацепила меня своим хвостом, и я проваливаюсь в бездну вместе с ней, теряя себя и свою сущность.
Пусть так.
За смертью следует рождение.
Всегда.
Глава 3
На вид совсем как сахар, на вкус — как пустота.
Чуть больше года спустя…
— Хашшшшш, — прорычала я, отступая. И зачем меня снова понесло в долину? — Пошла вон. Пшлаа.
Порванная варежка пропиталась кровью, пальцы и ладонь пульсировали болью, припекая запястье. А значит яд медленно проникал в организм, еще несколько минут и он достигнет легких, а противоядие в бýре.
Я вытащила короткий нож, единственное оружие, с которым ходила собирать красный ягель, кто же знал, что в термальных пещерах устроит себе лёжку брюхатая самка арайи. Псина была ранена, подволакивала левую лапу, но на размере её клыков и быстроте реакции это никак не сказалось. Она вновь ощерилась, демонстрируя зубы длиной с мою ладонь и атаковала. Я повалилась на спину, поскользнувшись на проклятом лишайнике и выставив кинжал вперед, затаилась.
Красный ягель рос круглый год, но самая высокая концентрация усиновой кислоты[9], именно то, за что и ценится эта непрезентабельного вида травка, бывает всего пару дней в году, увеличивая стоимость килограмма лишайника. А уж если синтезировать само вещество, чем я и занималась последние полторы недели, то можно будет наконец-то купить новый тренировочный сьют, заказать дюжину сюрикенов и даже еще останется.
От отцовских денег я отказалась почти сразу, приняв горькую правду. Я уже не ребенок и пора было перестать лгать хотя бы самой себе, как только это стало возможным — меня отправили вон из дома, не желая каждый день иметь напоминание о былом: незаживающей ране потери. Ребекка разбавляла пересоленный горечью утраты суп, но теперь…скорбное блюдо не лезло мне в глотку, заставляя давиться.