— Да уж будь спок, не в России!
Столик был заказан в одном заведении в Чел си, которое нам порекомендовал Элиот. Кормежка оказалась действительно бесподобной, и мы наелись до отвала.
После обеда Дэнни сунул руку в карман и извлек толстый конверт:
— Попробуешь догадаться или показать?
— Покажи, ну покажи! Терпеть не могу гадать. Раскрыв конверт, он достал два паспорта и два ярких авиабилета, красных с зеленым.
— Ровно через три часа, юбилярша моя ненаглядная, мы летим полуночным рейсом в Милан — и до понедельника. Останавливаемся в «Брере», на Сольферино. Что скажешь, Клон?
— Скажу, что все, конечно, здорово, но как с дочкой?
— Она уже у твоих родителей — мы договорились заранее. Элиот отвез ее, как только мы вышли из дома. Вот почему обедаем в такой интимной компании.
— Но, Дэнни, мы ведь не можем себе такое позволить?
— Не-а. Разве что примерно на одну девятую. Ты созрела для десерта? Когда мы входили, я заметил сногсшибательного вида шоколадный торт.
Хотя перелет через океан выдался бессонный и мольто аджитато[63], когда в субботу утром мы прилетели в Милан, сна не было ни в одном глазу; нам не терпелось добраться до города и познакомиться с ним уже в новом качестве. По пути из аэропорта мы пытались решить, с чего начнем: с прогулки, с магазинов или с нашего любимого «Маркези» (капучино и дольче[64]). С самого начала мы порешили (и ударили по рукам, скрепляя согласие), что в этот уик-энд — никаких правил. Можно делать что угодно, есть что угодно и сколько угодно брать добавки, но ни в коем случае нельзя укоризненно хмуриться.
За первую половину дня я отдохнула, как не отдыхала уже давно. Мей, Вебер, Алвин Вильямc, не говоря уж о рондуанских ночных переживаниях… со всем этим цирком, в полном цвете, объеме и строго индивидуальным, у меня не было ни секунды времени перевести дыхание или собраться с мыслями.
Я даже не догадывалась, насколько необходим мне этот отдых, пока не осталась одна в кафе на необъятной «Галлерие», листая журнал и потягивая свежий холодный апельсиновый сок. Дэнни отправился побродить по Виа-делла-Спига, но я решила, что самое время спокойно сесть и расслабиться. Мое тело требовало паузы, и ничего так не хотелось, кроме как найти местечко поудобнее в изысканном итальянском кафе, растечься студнем и разглядывать прохожих.
Прошел добрый час, прежде чем я обратила внимание кое на что, о чем и думать забыла. Европейские женщины так отличаются от американских. Судя по всему, здесь — и отнюдь не только в Италии — придают огромное значение факту, что женщины отличны от мужчин и заслуживают по этой причине особого отношения, если не сказать трепета.
С другой же стороны, многие американки, будь им двадцать или сорок, кажутся такими грубыми и неуклюжими. Как правило, они не умеют двигаться, фамильярничают напропалую, жуют жвачку, широко раскрывая рот, совсем не умеют одеваться… И хотя косметики они не жалеют, мне не избавиться от ощущения, что большинство из них все готовы отдать, лишь бы прослыть своим в доску парнем.
Соответственно, когда мы еще жили в Европе (и теперь, всего после часового наблюдения), сравнивая себя с окружающими женщинами, я испытывала чувство, словно прилетела с другой планеты, причем из дикой глуши.
Нищих в Милане мало, но те, что бросаются в глаза, безусловно колоритны. Это почти всегда женщины, они наряжаются в цыганские платки и драные платья до пят — босых пят. На бедре у них неизбежно младенец, накренившийся под опасным углом, и они идут к вам с протянутой рукой и таким выражением, будто вот-вот заплачут.
Приблизившуюся ко мне нищенку я увидела, лишь когда она оказалась почти вплотную. Подняв взгляд, еще затуманенный раздумьями, я не заметила перемены в ее лице, пока та не отскочила и не подала голос:
— Стрега!
«Стрега» — распространенный итальянский напиток. Также это слово означает ведьму.
Вздрогнув от такого обращения и от тона ее голоса, я перевела взгляд на ребенка у нее на руках. Это была Мей.
— Мей! Моя дочка!
Я так резко вскочила, что опрокинула стул, и ближайший официант крикнул женщине, чтобы убиралась.
— У нее моя дочка!
Я сказала это по-английски, но официант понял и схватил женщину за локоть:
— Стрега! Малинья![65]
Дальнейшее было бы смешным, не будь все так ужасно. Девочка проснулась, подняла крик, и когда я увидела ее лицо, то поняла, что никакая это не Мей. Но легче мне от этого не стало, потому что меня осенило: эту женщину я уже видела.