— Да брось! Всё в порядке.
— Вот увидишь.
Но ещё пару дней не находилось подходящего момента. Или просто Никите не хватало решимости, и он всё давил мне на совесть и подбивал поговорить с Матвеем.
— Да не буду я с ним говорить! — отвечал я. — Я уверен, что он влюбился. Ты только посмотри на них.
Никитка качал головой. Я подумал было, что он уже отказался от своей благородной идеи, но тут мы остались втроём в физкультурной раздевалке, и Никита, видимо, решил, что это знак.
— Слушай, — сказал он Матвею. — А ты чего к Вергилии привязался?
— А твоё какое дело? — закономерно отреагировал Матвей.
— Мы с ней пятый год учимся и в обиду не дадим, — довольно угрожающе сообщил Никита.
И тут Матвея осенило. Он молча переводил взгляд с Никитки на меня и молчал. Мне показалось, что он расстроился.
— В общем, ты меня понял, — заключил Никитка, став вылитым Колей, и вышел такой же крутой походкой, как старший брат.
— Так что, — обратился ко мне Матвей, — миссия выполнена? Я больше не нужен?
— Ну зачем так сразу… — промямлил я. — Хорошо бы закрепить эффект.
— Ну сам и закрепи, — сказал Матвей и тоже вышел.
На физре он был очень зол, обыграл нас в баскетбол с разгромным счётом.
Чтобы поднять себе настроение, я поспешил осчастливить Вергилию пересказом всей разборки.
— Вергилия, — сказал я, — всё идёт по плану.
Вергилия подняла на меня обеспокоенный взгляд.
— Не совсем, Кость, — и она виновато улыбнулась. — Кажется, я влюбилась в Матвея.
Я так и сел.
— Да, — продолжала Вергилия, — я поняла, что зря зациклилась на Никите. Мы ж совсем друг другу не подходим, а с Матвеем у нас столько общего! Представляешь, он прочёл весь мой сборник, и ему понравились точно те стихи, которые я ценю больше всех… Как теперь быть? Мне так страшно, что он просто из жалости со мной общается. Но чем скорее это прояснится, тем лучше. Так что скажи ему, что забираешь свою просьбу и Вергилия поняла, что это глупая затея, и что она не влюбилась в того, в кого думала… Или как-то так… Не знаю, как лучше.
— Он уже сам решил, что миссия окончена, — сообщил я упавшим голосом. — Потому что Никитос с ним говорил, грозил…
— Что ж мне так не везёт! — всплеснула руками Вергилия. И я понятия не имел, как её утешить.
На следующий день Матвей отсел от неё, и она сидела с отрешённым взглядом.
— Воот, — шепнул мне довольный собой Никита, — я тебе говорил! Стоило пригрозить, и он сразу отстал. А она теперь слёзы льёт. «Он не такой, он не такой», — передразнил меня Никита.
— Всё не совсем так, — ответил я.
— Учись признавать свои ошибки, — посоветовал Никита.
И я не стал спорить.
После урока Никита неожиданно для меня подсел к Вергилии и, видимо, попытался развеселить её, как умел. Я даже понадеялся было на воскресение прежних чувств (всё-таки четыре года не шутка), но Вергилия лишь мотала головой. Я глянул на Матвея — тот смотрел на них, стиснув зубы. Я подошёл к нему:
— Слушай, она ведь из-за тебя плакала, а не из-за него.
— Отвали, Куликов, — жёстко попросил Матвей.
— А из-за чего ей тогда плакать? — не внял я.
— Не знаю и знать не хочу, — ответил Матвей. — Последний раз по-хорошему прошу — отвали.
Настаивать было бесполезно, и я отвалил. Что теперь делать — вообще не понятно. Вместо всеобщего счастья сплошные разбитые сердца.
Маруся догнала меня после уроков:
— Кость, постой, не знаешь, что с Вергилией? Она мне не стала рассказывать, но, может, ты знаешь?
Я недолго колебался.
— Долгая история. Ты не спешишь?
Маруся покачала головой. И мы свернули в сторону её дома. Это был самый длинный наш разговор после её дня рожденья, а, может, и вообще самый длинный. «Какое же счастье, — думал я, — что есть на свете человек, который всё поймёт как надо». И я пересказал ей всю историю с самого начала.
— Да-а, — серьёзно протянула Маруся, — ну и кашу ты заварил! Не зря мне никогда не нравились такие спектакли.
— Ты никогда их и не устраивала, — усмехнулся я.
— Ну вот на день рожденья, — смутилась Маруся.
— Что на день рожденья? — заинтересовался я.
— Я назло тебе надела кулон от Матвея, а потом чуть сквозь пол не провалилась, когда ты стоял у доски, уставившись на него, — она покраснела и договорила совсем тихо: — Я тогда думала, что теперь уже точно всё.
«Что ж, откровенность на откровенность», — решил я.
— Я тоже так думал. Но Вергилия убедила меня сходить за цветами, а изначально идея — мамина, — признался я. — Я шёл в школу с букетом, но вручил его Наталье Сергеевне.