Но вот стоило ей вплотную столкнуться с суровой реальной жизнью, жёсткой, жестокой и без всяких прикрас, и её мозги чудесным образом заработали в правильном направлении, стряхивая с себя весь тот лишний мусор, которым усиленно забивали ей голову ранее.
Впрочем, я не стал торопиться и тут же радостно соглашаться на это её предложение. Напомнил ей про штраф на перемещение плиты и предложил обсудить всё более предметно завтра, непосредственно перед самым сеансом поставки. А пока же… Ну а пока, я, всё ж таки, решил разобраться с револьвером. Но, поскольку, девчонка подала первые признаки разумности, то и её пригласил на свой импровизированный «учебный семинар».
Ну что могу сказать за Наган? Револьвер оказался не сложнее автомата, который в армии я разбирал чуть ли не с закрытыми глазами и на скорость. Не сложнее, да, но и устройство совершенно для меня новое и другое. Пришлось поковыряться. Ленка, кстати, тоже проявила похвальное усердие в освоение аппарата.
(вот он, тот самый раритетный Наган и патроны к нему…)
Разобрав-собрав револьвер, каждый по два-три раза, мы перешли к практичным стрельбам. Патронов у меня было и всего-то три десятка, так что на первые стрельбы я выделил всего два полных барабана. 14 патронов. Один мне, второй девчонке.
Ну что могу сказать по стрельбе? Пистолет, он и есть пистолет. Хоть где, даже и тут. Дистанция уверенного поражения у меня составила метров двадцать (у Ленки-то и вовсе, увы, не больше десяти). Оружие, как не кручинься, только лишь для ближнего боя. Оно такое и есть, как не крути. Возможно, есть где-то умелые мастак и и уникумы, которые из него и за полста метров уверенно и метко са́дят, то так. Даже и поверю в это…
Но вот мы оба, впервые взявшие сей раритетный короткоствол в руки, снайперской стрельбой похватать, увы, ну никак не могли. Да и, что там не говори, а пистолет (да и револьверы в том числе тоже) это всегда и везде оружие ближнего боя. Говорил уже, и ещё не раз это повторю. Чтоб лишних иллюзий никого и не возникло. Ну у нас, да и тем кому буду, если и буду, про то рассказывать. Так вот, если из обычного автомата в армии моя поражающая дистанция была всего-то 250–300 метров, не бо́льше, то из этой вот малой «пукалки» дальше двадцати шагов стрелять уже чистое шаманство. Хотя, если вот так в лесу, из кустов, то вполне неплохо применим.
Уже укладываясь спать (соорудив лежанку из тех листьев, из которых раньше состоял мой шалаш), я подумал, что объединя́ться нам с ней, всё-таки, наверное, сто́ит. Да, хотя бы, и из-за неплохой возможности объединить наши лимиты поставочного веса и получить-таки доступ хотя бы к гладкостволу. Охотничье ружьё тоже, конечно же, далеко не автомат. Дистанции с ним совершенно не те. Но и не 10–15 метров же! Из ружья вполне можно и на 50–70 засадить. Опытные охотники и до сотни, говорят, могут. Но это уже и предел. Да и я тут не они, не те самые умельцы. Ну всё ж равно: по сравнению с пе́стиком — куда как солидно!
Мои «милитаристские» размышления на сон грядущий прервали приглушенные всхлипывания со стороны второй лежанки, где легла Ленка. Да и немудрено́. Днём-то, пока шевелилась, события несчастливого утра хоть как-то отодвигались на задний план, а стоило ей только прилечь, как мысли и воспоминания навалились на неё, бедолагу, со страшной силой. Надо было бы и успокоить её, вот только я никогда не отличался особым красноречием в подобных ситуациях. Единственное, на что меня тут и сейчас хватило, это встать с лежанки и пересесть рядом с мгновенно замолчавшей девчонкой. Так и не найдя подходящих слов для её утешения, я просто погладил её по голове, как маленького ребёнка.
Этого вполне ей хватило. Рывком приподнявшись девчонка разрыдалась уже в голос, уткнувшись мне в грудь. Неловко обняв её, я прижал деваху к постепенно промокающей груди и легонько похлопывал по спине, пытаясь успокоить. Впрочем, слёзы это хорошо. Слёзы — это основной выход эмоций женщины. Если плачет, значит отходит. Вот если бы каменно молчала, затаив скрытые обиды на всё и вся, это было бы куда как хуже. Уж настолько-то я женщин знаю. Наверно…