— И нас на дно утянет! — стукнул кулаком по столу
дружинник.
Только Коттин, выслушав песню, собрался открыть рот, что бы гаркнуть, — «Где мои снетки?», как дверь распахнулась, в харчевню вошёл высокий, в тёмном плаще, под которым угадывалась кольчуга, с мечом на перевязи, с рыжими усами, человек. Все замолкли. Выпивший купец, что постарше, зашептал на ухо молодому дружиннику — Коттин услышал слово «варяг». Рыжеусый свысока воззрился на честную компанию, брезгливо — на кучи гусиных костей, подозрительное количество пустых крынок. Потом сел за стол — чистый, струганный. В это время вбежал кухонный мальчик, испуганно оглядел гостей, увидел Коттина, метнулся к его столу, поставил большую миску, закрытую сверху тарелкой.
— Позвольте вам рыбку, — пролепетал он, стремясь раствориться бесследно как можно быстрее.
— Наконец-то, мои снетки! — прошипел бывший Кот, сдёргивая крышку, и замер, остолбенев. В миске лежали толстые, большие, очень жирные — но караси. На несчастье, или на счастье Коттина, в то самое время, когда он разглядывал, что ему подали под видом снетков, за прилавком возник одноглазый. Он подобострастно выскочил и подал на варяжский стол ендову, полную вышеуказанных белозерских снетков, что за тысячу вёрст в округе слыли деликатесом, как в Кыеве — борщ, например.
— Ты это чего! — возопил голодный Коттин, хватая корчмаря за рукав. — Всяким тут понаехавшим даёшь лучшее?
— Убивают! — заорал хозяин кружала, но его острый торговый ум быстро смекнул, что симпатии посетителей будут на стороне этого немытого, вылезшего из какого-то грязного сугроба молодчика, и он сменил тактику:
— Господин солдат! Вы же наёмник, вижу, вижу вашу выправку! Караси в сметане — вот первейшее блюдо нашей кухни! Снеток — его тут все кушают, даже самый распоследний крестьянин мечет! А карасей в сметане — только вам! Прошу оплатить заказ! — хитрый корчмарь чуть не рухнул от изумления под прилавок, получив от бритого полновесную золотую монету с изображением потёртого крылатого всадника — только смог пролепетать, — Добавка и медовуха за счёт заведения!
Народ зашумел, призывая Коттина успокоиться, продолжить обед, или ужин — быстро темнело. Варяг кушал молча, плевал на столешницу хребты снетков, запивая их заморским вином из кривой, зеленой, с пузырями в стекле, бутыли.
После заявления одноглазого о солдате, разговор сам собой плавно перешёл к оружию, его производству, ношению, употреблению и распространению. Причём, чем дальше прибывающий народ отстоял от оружейного дела, тем с большим рвением и криком отстаивал свою единственно правильную точку зрения. Когда в разговоре о мечах и способах их ковки, гости чуть не сцепились с сильно захмелевшим парнем из дружины, варяг не выдержал, вскочил, чуть не опрокинув только что поданного осетра, дымящегося с жару, в бульоне, закричал с лёгким акцентом:
— Вы ничего не понимайте в настоящих мечах! Моя лошадь, моя собака в оружии понимают лучше вас!
— Слышишь, друг, его конь, его пёс в мечах лучше нас понимают, — гладил по вихрам нетрезвого дружинника толстый чудской купец, вытирая рукавом пьяные слёзы.
— Я торжественно клянусь, — высокопарно провозгласил рыжеусый варяг, доставая свой меч — великолепной восточной работы, отливающий золотом булат с белой изморозью по металлу, — Что отдам свою лошадь и вот этого славного осетра тому, кто имеет оружие благороднее моего! Даже золотой талер не пожалею!
Наступила тишина, все уставились на великолепный булат, на сверкающий синий камень в рукояти меча, на самого рыжеусого варяга — более никто не восхотел объявлять, этого руса «понаехавшим». Вдруг курносый, с белой бородой и усами, с ледяными глазами молодчик, промокший и уже высохший, пахнущий лесом и землёй, в нелепой куртке, сшитой из кусков кожи, тихо встал, и молча, подошёл к столу варяга. Не успел никто опомниться — как он грязной рукой схватил осетра за бок, вырвал огромный кусок. Жутко улыбаясь, запихал его в рот, мурча и облизываясь. Потом схватил всю ендову, потащил на свой стол, на ходу поедая богатую закуску.
— Держи вора! — истошно завопил варяг, выпрыгивая из-за стола с намерением порубить Коттина на куски. Бывший Кот недоумённо оглянулся, ища честными светлыми глазами вышеозначенного вора, но, видя перед собой только свирепого руса, улыбнулся ему:
— Иди и приготовь мне лошадь, а золотой талер положи вот в этот карман, — Коттин похлопал себя по груди.
— Он безумец! Вяжите его!
— Меня вязать? За что? За то, что мой меч лучше? — заорал бывший Кот, выхватывая из руки варяга монету.
— Он оскорбил меня, благородного руса из дружины Великого конунга!
— Надоел ты мне! — Коттин выхватил из мешка меч Индры, помахал им. Пока варяг остолбенело, разглядывал чёрные значки, бегущие по лезвию, бывший Кот размахнулся и ударил его плашмя по голове, потом пнул сапогом под рёбра. Положив золотой кружочек в карман куртки, Коттин оглядел выпученные глаза, открытые рты завсегдатаев, прислушался, как по улице, ругаясь, бежит толпа белозерских дружинников, подумал удовлетворённо: «Сейчас меня повяжут».
По мнению Коттина — драки местных с варягами происходили часто. Так было всегда и везде. Поэтому дело сочтут пустяковым. Зато его приведут в город — с разбитой мордой. Посадят в подвал, где таинственного Кота Баюна никто искать уж точно не станет.
Когда толпа выставила дверь, Коттин убрал меч в мешок, и вовремя — ему тут же засадили в лицо, надавали подзатыльников. Потом стали выяснять — он ли обидел варяга?
Коттин почувствовал, как из носа потекла кровь, улыбнулся — это хорошо. Лысая башка, борода в крови — древний оборотень в розыске. Ага.
Ариант грустно смотрел в окно, расположенное под самым потолком, в мелкую сеточку, вместо рыбьего пузыря — кольчужная сетка. Дело, по всей видимости, замерло — значит, дядьку Коттина не нашли, и что будет с ним — неизвестно. Ари опустил глаза, посмотрел на соломенный тюфяк, поёжился — где-то наверху топилась печь. Верх стены и низкий потолок были тёплыми, но по полу сквозило, внизу бегали мыши, смотрели бусинками глаз на корку хлеба и кружку из-под молока. Молоко несколько раз приносил богатырь Аминта, хлопал парня по спине могучей ладонью, один раз пожаловал сам воевода Чудес — спрашивал, не обижают ли, как кормят. На вопрос — «Когда?» — посмотрел наверх, поёжился, пожал плечами. Долго молчал, потом нехотя промолвил, — «Разберёмся». Обычно еду приносил однорукий старик Чухрай. С ним Ари иногда перебрасывался парой фраз о погоде, о природе — к большему общению старик готов не был, а может быть, ему просто запретили разговаривать с арестантами.
Вдруг раздались голоса, заскрипела лестница, засов стукнул о стену — значит, сейчас дверь откроют. И, действительно, дверь завизжала несмазанными петлями, распахнулась — на пороге стоял худой остроносый господин, с бегающими глазками. Одет он был роскошно — серый, расшитый серебром плащ, круглая соболья шапка. Мужчина быстро окинул взглядом помещение, внимательно посмотрел на мальчика, сделал шаг в сторону. За его спиной оказалась очень красивая девушка — с тёмно-золотыми волосами, ярко-синими глазами, в нарядном сарафане, в руках она держала поднос, покрытый белым льняным полотенцем. Может быть, дядя Чудес упросил князя решить его судьбу? А, может быть, это и есть князь? Нет, не может быть — мальчик представлял князя в золотом шитье, с драгоценными камнями на короне, с волшебной саблей на боку.