— Знаю, это странно звучит и выглядит, но… Гарри, он просто странный, потому и ведёт себя так суматошно. Ему тяжело в четырёх стенах. По характеру он скорее собака, чем кошка. Кошке проще находиться дома: она выбирает квартиру, хозяина и миску, после чего совершенно спокойно ходит на улицу раз в год и то — убедиться, как бы не появился новый претендент на «её человека». Собаке же нужно общение, она чахнет, когда вынуждена сохранять покой дольше двух минут. Так что ему с нами тяжело, мы оба слишком размеренны.
— То есть — он не сумасшедший, а просто странный?
— Ну, всего понемножку…
***
— Ты не должен был этого делать, — извещает собирающий коробки из-под еды Гарри, стоит девушке скрыться в спальне. — Это слишком опасно, энергетическое взаимодействие видно издалека, а Басти знает тебя лично.
— Я сам знаю, что можно, а что нельзя, — фыркает Себастьян и изображает безразличие. Просто потому, что признаться в том, что он вообще не понимает как так вышло, что они вообще начали целоваться — выше его сил. — Тебе стоило бы больше думать о том, как вести себя на улице.
— Ммм?
— Я услышал твой лай ещё от светофора.
— Да? Прости. Я просто был так рад, что снова могу пробежаться…
— Что ты знаешь о местных оборотнях?
— Прости?
— В городке были ещё такие же мы. По меньшей мере трое. Может — больше, я никогда особо не стремится общаться. Ты у нас более разговорчивый, так что может знаком с кем-то лично?
— Я вообще тут чуть больше недели, откуда… — Гарри вдруг замолкает, словно что-то поняв. — А… так вот, что это был за зуд под кожей…
— Значит, ты тоже чувствуешь?
— Мне казалось, это просто блохи, — жмёт плечами рыжий. — И вообще, разве нам стоит о них беспокоиться?
— Рад бы сказать, что мне наплевать, но, когда из города разом исчезает больше трёх животных-людей, это — показатель чего-то плохого. Стоит уехать как можно скорее. Пожалуй, вариант с Канзасом не так уж плох на фоне встречи с Басти и её многолетней ненавистью к себеподобным.
Они замолкают, не желая разрушить момент. Гарри по-прежнему занят сваливанием остатков еды в один контейнер, а пустых коробок — в мусорный мешок, который кому-то из них предстоит вынести утром. Себастьян за неимением дела снова хватается за сигареты. Ему тяжело погружаться в собственную голову, ведь там прочно поселилась Анна: горячая, томительно-нежная под руками, и сама льнущая к губам. Что-то хоть как-то стряхнуть оцепенение, он трясёт головой в надежде избавиться от прилипшего образа раскинувшейся на кровати девушки, манящей его к себе.
Не помогает.
— Скоро выпадет снег и это сделает слабее все запахи.
Себастьян поворачивается к устроившемуся на небольшом диванчике оппоненту и смиряет его подозрительным взглядом. Гарри отвечает ему таким же, только ещё с каплей раздражения: подобно Анне, он терпеть не может запах сигарет и всегда старается держаться подальше от курильщиков. А брюнет курит одну за одной вот уже почти полчаса.
— Не думаю, что это поможет.
— А привязавшийся запах табака, по-твоему, поможет? — фыркает рыжий. — Мы всё равно ходим по острию, с каждым днём приближаясь к своей кончине, ещё день-два и о побеге можно будет уже и не думать. К тому же, Анна пришла в себя. Сколько мы ещё сможем держать её в закрытом помещении, пичкая обещаниями и мелкими угрозами?
— Столько, сколько нужно. Это для её же блага.
— Ты не сможешь делать это вечно. Только не с ней. Да и не захочешь, поверь мне. Ведь стоит этой девушке стать несчастной и бум — мы с тобой в животных шкурах и уже не можем выразить своё несогласие. Ты лучше меня знаешь правила.
— Правила, правила, правила… — качает головой Себастьян. Сигарета в его пальцах мелко дрожит от силы, с которой её сжимают. — Правила насчёт превращения, правила насчёт пребывания в шкуре животного, правила насчёт пребывая в шкуре и вне её одновременно… тебя ещё не достали бесконечные правила, которым надо подчиняться, если хочешь жить?
— Каждый из нас однажды не подчинился правилам и именно поэтому мы сейчас здесь. Ты ведь помнишь: вечная жизнь и невозможность существовать без «своего» человека — это проклятие, наказание за то, что мы сотворили, а не награда за «хорошую службу». Мы прокляты: ты, я и даже твоя ненаглядная Басти, которая, видимо, совсем не переживает из-за необходимости периодически превращаться в животное. Кстати, она ведь кошка, да?
— Пума. Огромная белая пума.
— Ууу… — тянет Гарри и переворачивается на спину. Его острые коленки теперь указывают чётко на потолок, и Себастьян не может отделаться от мысли, что это очень даже смешно. Вот такой парень — рыжий, неказистый, с раскиданными по лицу веснушками и оленьими глазами — однажды может стать мужем Анны и её спутником по жизни, а он сможет лишь мурлыкать, устроившись у девушки на коленях, мысленно моля выгнать соперника прочь и всячески сдерживая себя от того, чтобы превратить хрупкое человеческое тело во вскрытый вдоль живота труп. — Выходит, она и в животной форме представляет опасность?