Она выскакивает в гостиную, чтобы увидеть на полу куски стекла и брошенную впопыхах тёплую шапку. Минни ушёл и забрал с собой Шасси? Но, почему?
— Что это тут у нас?
Она оборачивается. В свете открытой двери на улицу узкий женский силуэт кажется почти зловещим, особенно — жёлтым блеском глаз…
Глава 36. Признание кота.
О Саре говорят без умолку весь день до самого вечера. И, как бы Себастьян не хотел примотать Анну к кровати, заткнув ей уши и глаза, это всё равно бы не помогло обойти тему неожиданной смерти лучшей подруги. Поэтому он делает погромче, когда девушка выходит из комнаты и потом гладит её по вздрагивающей в рыданиях спине. Сара никогда ему особо не нравилась, она вряд ли была хорошим человеком, но сказать этого вслух нельзя — Анна горюет, ей сейчас не до выяснения отношения к всегда стремящейся использовать её подружке. Гораздо легче позволить ей выплакать и начать тяжёлый разговор уже после, за обедом, а лучше — за ужином.
Удалившийся «поговорить о жизни с соратниками» Гарри ушёл ещё ранним утром, на прощание махнув золотистым хвостом, так что к обеду его можно было не ждать. А вот когда парень не является к ужину, Себастьян начинает беспокоиться. К тому же, он вдруг понимает, что оказывается наедине с Анной впервые с момента их знакомства и торопливых попыток притереться к жизни в совместном доме. Только вот теперь смотреть сквозь неё, не видя человека, уже не получается — взгляд то и дело цепляется за тонкие запястья или скулы, за выпавшие из пучка локоны или сияющие глаза. Словно назло ему и всему миру, девушка стремительно расцветает, становясь с каждой минутой всё прекрасней.
Себастьян старается оказаться подальше, не заговаривает первым и вообще ведёт себя довольно отчуждённо. Это не работает: его всё равно трясёт от желания коснуться чужой кожи. Да и сама Анна ничуть не помогает.
— Тебе плохо? — заботливо спрашивает она, садясь рядом на диван и накрывая горящий лоб прохладными пальцами. — Ты весь горишь.
О, будто он не в курсе! Было бы просто здорово прийти в норму, сконцентрировавшись на основной проблеме. Но, к сожалению, успокоиться не так-то просто, когда перед глазами постоянно мелькает объект желания.
— Может, вызвать врача? — разнервничавшись, Анна подползает по дивану ещё ближе и, почти уткнувшись ему в грудь, сообщает: — Не знаю, что со мной. В последнее время такое состояние… С одной стороны, мне постоянно тревожно из-за невозможности вернуться домой, а с другой: радостно от осознания, что я полностью свободна. Та квартира сковывала меня.
— Почему?
— Она принадлежала моим родителям. Так получилось, что я их почти не помню. И квартира… мне казалось, что она — связь с ними, способ показать, насколько я их люблю. Жить там было обязанностью, не слишком тяжёлой, но всё же неприятной. Лишившись её, я впервые почувствовала себя свободной и теперь… не знаю, что делать. Наверно, именно так себя чувствуют люди, съехавшие от родителей, этакие «птенцы, покинувшие гнездо».
Себастьян медлит. С одной стороны, ему надо задать один-единственный вопрос, чтобы окончательно разобраться в ситуации, с другой… будет ли честным предложить Анне уехать подальше после того, как он сам и стал причиной разрушения её прошлой жизни? Внутреннее сражение между эгоизмом и честностью происходит быстро.
Эгоизм выигрывает.
— Как ты смотришь на то, чтобы уехать?
— Не знаю, — она растерянно скользит глазами по комнате. — В другой отель?
— Нет, в другой город, другой штат, другую страну. Может, куда-нибудь в Европу, или даже в Азию.
— В Китай?
— Можно и туда. А почему именно Китай?
— А я больше там ничего не знаю. Ну, в Азии.
— Ты плохо училась в школе?
— Не то что бы плохо, просто… — она жмёт плечами. — Было совсем неинтересно. Нашим картам было, наверное, лет сто, если не все двести. Да и ребята вокруг шумели, так что я почти ничего не слышала. Нет, потом дома читала учебники, но там не всё понятно, да и… — девушка замолкает. — Наверно, иногда я кажусь тебе полной идиоткой.
— Почему?
— Ну, ты-то знаешь все страны Азии.
— Если «все страны» это Китай, Япония и Таиланд, то да, действительно все.
— Смеёшься?
— Ага.
Девушка улыбается, опять качает головой и неожиданно опускает голову на чужое плечо, доверчиво приникая кожа к коже. И Себастьян, сам того не ожидая, чувствует как становится трудно дышать. Анна словно оплетает его невидимыми нитями, мешая ощущать окружающий мир, быть его полноценной частью. Это одновременно и приятно, и страшно. Он борется с собой несколько секунд, но потом закрывает глаза, позволяя энергиям смешаться, пропуская через тела чужие мысли и желания. И с удивлением различает безумное количество тревог.