— И ты не стал стрелять, да?
— Да. Отдал Дейре дробовик и…
— Что с ловушкой?
— Валяется в фойе первого этажа! Но как ты себе вообще представляешь запихивание туда разозлённой кошки?! Она в бешенстве!
— Действительно, чего это она? — скалится Себастьян. — Мы ведь всего лишь выстрелили в неё из дробовика, надеясь отправить на тот свет!
— Я ненавижу тебя, ты в курсе?
— О, шикарно! Из твоей ненависти можно стрелять? Ей можно кого-нибудь проткнуть? Потому что мне сейчас просто необходимо оружие! А ты отдал дробовик своей подружке!
— Я не…
— Анна, что ты, мать твою, стоишь?! У нас нет времени на сантименты! — Себастьян оказывается рядом, почти силой выдёргивая меня из простого наблюдения за разыгрывающимся представлением, ловко облачает в короткий халат и суёт в руки сумку. — Давай, у нас не так много…
— Что происходит?
— Тебе срочно надо уходить, понимаешь? Поднимайся вверх по лестнице и жди, пока за гостьей закроется дверь, потом спускайся, иди на станцию и садись в первый же поезд. Это важно: ни в коем случае не возвращайся домой, не пытайся связаться ни с кем из знакомых и не останавливайся, пока не уедешь минимум на пару сотен километров.
— Но…
— Я положил тебе достаточно денег, чтобы прожить первый год, потом придётся как-то приспосабливаться самой. Господи, почему всё так? — парень хватает меня, прижимая к груди, вынуждая снова проникнуться чужим теплом, мысленно поверив в безопасность. — Прости, что не вышло сказать тебе всё сразу! Правда, прости! У меня было столько дел, да и расстраивать не хотелось! За мной охотится человек из моего прошлого, она совершенно поехавшая и не останавливается перед человеческими жертвами! Скорее всего, убийства последних дней — дело её рук и… Я не могу отдать тебя, просто не в силах! Ты важна для меня, слышишь? Я не хочу причинять тебе вреда, никогда не хотел, даже если так и получалось…
Он обнимает моё лицо руками, целует, мелко и исступлённо, смотрит в глаза, словно надеясь найти там ответ, но, скорее всего, видит лишь недоумение и капельку страха.
— Знаю, тебе страшно, но это надо просто перебо…
Что-то ударяет в дверь. А потом снова. Словно обладающий немыслимой силой человек решил добропорядочно постучать, прежде чем вынести к чертям преграду. Гарри резко бледнеет, хватает за руку, заставляя сделать несколько шагов к шкафу, которым мы за всё время проживания ни разу не пользовались, и заталкивая внутрь.
— Что происходит? — успеваю выпалить я, прежде чем он захлопывает перед носом дверцы. Снаружи что-то происходит, явно не слишком приятное, и хочется одновременно и выскочить, чтобы стать полноценной участницей, и остаться внутри, под защитой плотного дерева, через которое практически не проникает звук, а единственный источник света — крохотная щелочка ключа — почти сразу накрывается какой-то тканью. — Кто-нибудь? — выдаю я шёпотом, так до конца и не решив, хочу привлечь внимание или остаться за кадром всего происходящего.
Кто-то рычит, гулко и неприятно, от этого звука встают дыбом волосы на затылке, а пальцы начинают дрожать. В шкафу тесно и душно, чтобы хоть как-то успокоить себя, я принимаюсь копошиться под ногами и обнаруживаю пистолет. Откуда взялось в номере оружие, можно даже не спрашивать: Гарри будет смотреть огромными глазами, с десяток раз переспросит «пистолет?» и в конце так ничего и не скажет, а Себастьян… С ним у меня в последнее время так много непоняток, что одной меньше, одной больше — разницы почти никакой.
Скрипит где-то совсем рядом стул, а потом на пол сыпятся куски. Я приникаю к единственному источнику хоть какой-то информации, но через плотную ткань не могу разглядеть ничего важного. А потом чьё-то тяжёлое тело ударяется о дверцу, снося не только ткань, но и — судя по звуку — огромную напольную вазу, настоящую гордость хозяйки отеля. В шкаф через крохотное отверстие проникает свет. Прильнув к дверной скважине, я прищуриваюсь и кое-как различаю силуэт Себастьяна, пытающегося сорвать белоснежные шторы. Подскочившая к нему фигура оказывается более ловкой: вздёргивает парня в воздух, пытаясь придушить в подвешенном состоянии. Стонет рядом со шкафом Гарри, поднимается на ноги и, перекрыв обзор, бросается вперёд, в его руках что-то острое — после того, как гостя бьют, он сгибается пополам, выпуская недодушенную жертву, и принимается кашлять.
— Думаете, это меня убьёт? — хрипит фигура и в стремительно приходящих в норму интонациях я различаю глубокие нотки женского альта. Когда-то давно я сама мечтала о подобных обертонах, одновременно ласковых и злых, но в итоге стала обладательницей самого обычного голоса. — Вы — просто два идиота, не способных пораскинуть мозгами, вы были обречены ещё до наше встречи!