— О, нет, туда они могут добраться самостоятельно. Я хотела прогуляться, врач советовал побольше свежего воздуха, — при одном только упоминании, горло, с которого только утром был снят один слой повязок, зачесалось, — Хочешь с нами?
— Ты серьёзно собралась гулять с котом и псом вместе?
— Ну да… А что такого?
— Гарри — ещё понятно, он собака и в ошейнике с поводком, но Себастьян…
— А что с ним не так?
— Кошки… они же домашние, разве нет?
— Он иногда гуляет сам по себе, к тому же — существуют ведь уличные животные…
— Да, но никто из них не станет добровольно слушаться хозяйку, у которой в руках нет веника, способного доставить неприятностей!
— «Веник»?
— Да. Если не слушается — сразу «хлоп» и перед тобой снова послушная животина, готовая слушаться. Ты разве так не делаешь?
— О… — я прикинула, как могло бы измениться поведение зеленоглазого недоразумения, примени я сразу этот метод и едва не расплакалась от открывшихся перспектив, — Не знаю. Он вроде и так нормально себя ведёт…
— Ты просто не знаешь, что такое «нормально», — засмеялась девушка, — Я сначала тоже не верила, а потом попробовала и…
— И что? — Терри не выглядел особо покорным или согласным, он то и дело косился на дорогу, видимо, прикидывая как бы сбежать обратно домой, — Прости, но твои пёсики, они…
— Что?
— Они, как бы, не выглядят особо… как бы сказать… — грубить ей не хотелось, в конце концов — девушка стала первой новой собеседницей за последние пару недель, но и обойти эту тему возможности не предвиделось, — Ну, они…
— Да что с ними по-твоему не так?
Пожалуй, стоило всё же удрать когда ещё была такая возможность: теперь Айко взирала на меня с едва скрытым раздражением, что понятно: никто бы не обрадовался критике в адрес любимых питомцев, тем более — от едва знакомого человека. Оставалось только молиться всем богам, дабы те послали на мою голову внезапную неприятность вроде сбивающего с ног велосипедиста или… Себастьян, словно устав ждать, медленно приблизился к Терри, с недоумением взирающего на незнакомое животное. Принюхавшись, кот показушно чихнул, повернувшись к сидящему мопсу пушистой задницей. В следующую секунду случилось сразу несколько столь желанных мною неприятностей: во-первых, разозлившийся пёс, рыкнув, вцепился ровно в основание хвоста своему «противнику»; во-вторых, тот взвизгнул, оборачиваясь и выпуская когти; в-третьих, Гарри, как-то незаметно оказавшийся рядом, попал под раздачу кошачьей лапы, огребая прямо по с интересом сунутому носу. И, как достойное завершение спектакля в трёх актах, разглядевший «вооружение» потенциального противника Терри икнул и рухнул в обморок…
***
— Спокойно, всё будет хорошо, — увещевает Ян за стеной плачущую Айко, животное которой всё никак не приходит в себя, — Скорее всего, это от стресса от встречи с новыми животными.
В ветеринарной клинике тихо, если не считать периодически взвизгивающий телефон, неизменно остающийся без внимания со стороны занятой книгой медсестры. Себастьян — то ли жалующийся, то ли рассыпающийся в ругательствах на кошачьем — встречает каждый звонок недовольным ворчанием и очередным кругом внутри переноски. Ему явно не слишком удобно в закрытом пространстве, но снова выпустить его я не могу хотя бы из банальной вежливости: девушка, запертая в тесной комнате наедине с проблемой и Яном, не способным что-либо изменить, вряд ли оценит, если снова столкнётся с источником своей беды.
— Тихо, — машинально вырывается у меня, когда Себастьян снова прикладывается о пластиковую стенку и издаёт странный придушенный звук, — Да ответьте уже на чёртов телефон, сколько можно его игнорировать?!
Медсестра вздрагивает, отрывает мутные глаза от страницы и нехотя подхватывает трубку.
— Алло. Нет, Вы не туда попали. Конечно. Всего хорошего, — трубка опускается на место, — Вы довольны, мисс?
Я киваю, хотя больше всего хочется подорваться с места и совершенно по-кошачьи вцепиться когтями в чужое лицо. Себастьян тихо подвывает, когтит пластик, спуская напряжение, и выпихивает зло мечущимся хвостом за пределы переноски серые ошмётки. Гарри, покорно лежащий под стульями, нервно вздрагивает от звука, с которым пластик осыпается на плитку, но молчит, хотя ему досталось больше всех: покорёженный нос уже не кровит, но пока и не думает подживать, периодически «радуя» хлюпаньем.
Долгие десять минут в тишине и неизвестности и дверь кабинета, наконец, распахивается, являя готовую броситься на меня хозяйку пострадавшего животного.