Я заговорила. Я рассказала историю критянина, который, возможно, и жил на Крите, а возможно, никогда там не был или не существовал вовсе. Я сделала его царем, так как дети любят истории про царей и колдунов. Я рассказала о неведомом царстве критянина Эпименида, справедливейшего из царей, прощавшего всех, кроме лжецов. Он судил справедливо и был милосерден, и царство его процветало, когда к нему на поклон пришли люди из одной критской деревни. Один деревенский житель обвинил других в том, что они не говорят ни слова правды.
– Не может же быть, чтоб они не говорили ни единого слова правды! – воскликнул Эпименид, выслушав жителя. – Ты лжешь, селянин!
– Я не лгу, о великий царь, – воскликнул тот. – Это они лгут.
– Нет, почтеннейший Эпименид, – возразили другие жители, – мы не лжем, это он лжет!
– Либо он лжет, и вы говорите правду, либо вы лжете, а он честен, – возмутился Эпименид и потребовал доказательств. Долго шла тяжба, и когда Эпименид выслушал все стороны и рассмотрел все доказательства, он пришел в отчаяние от того, сколько лжецов было вокруг. Вынося вердикт, Эпименид велел покарать всех жителей деревни.
– Все критяне – лжецы, – вскричал Эпименид в сердцах. – Всем отрубить головы!
– Как! – встрепенулся сонный Вовка.
– Тише-тише, – улыбнулась я. – Это еще не конец сказки. Когда Эпименид сказал так, вышел старый-старый критянин и спросил Эпименида, правду ли тот говорит. Эпименид швырнул в критянина своим кубком с вином и спросил, как смеет тот обвинять его, Эпименида, в том, что тот лжет, ведь всю свою жизнь великий царь посвятил тому, чтобы говорить только правду. Нет, воистину, все критяне лжецы и должны быть убиты.
– И что тогда? – спросил мой Апрель.
– Тогда старый критянин сказал, что несправедливо будет казнить людей по незаслуженному обвинению, ибо если Эпименид сказал правду, тогда получается, что как минимум один критянин не лжет. Сам Эпименид – тоже критянин. Услышал это Эпименид и не знал, что сказать. Так не порубил он головы жителям деревни, отпустил всех с миром, а сам ушел в самую высокую башню на Крите раздумывать над своим вопросом, да так и не вернулся больше. С тех пор никто не может до конца разгадать парадокс, все ли лжецы на Крите или не все. Ведь так же можно утверждать, что, сказав правду о том, что все критяне лжецы, Эпименид не включил туда себя, а значит, он соврал, сказав неправду, и тогда чистая правда в том, что все критяне – лжецы.
– Фая, это бесподобно! – прошептал мне вдруг Игорь. – Самая лучшая сказка из всех, что я слышал.
– Серьезно? – нахмурилась я. Сказка была так себе, если не сказать хуже, и такие восторги выглядели… м-м-м… подхалимажем. Впрочем, почему бы я должна быть против.
– Да о чем ты! Идеально! Я сам чуть не уснул. Особенно когда началась эта часть про Эпименида, который, говоря правду, одновременно лгал…. О, я побоялся только свернуть себе челюсть, так сильно я захотел зевнуть. А Вовка – тот уснул, как только жителей деревни помиловали. Он и до этого-то додержался с трудом.
– Ну тебя! – Я возмутилась и запустила старым плюшевым медведем в этого бессовестного варвара, рассевшегося на моем полу. То есть не на моем, а на полу моей сестры, на котором мне предстояло проживать всю ближайшую неделю. Мы потихонечку выскользнули из детской и вернулись на кухню, где наконец смогли попить чаю. Оба были уставшими и измотанными, день, обещавший только безмятежные радости жизни, оказался длинным и трудным. Наш поход к сестре в больницу, казалось, был не сегодня, а несколько дней назад. Теперь, оказавшись наедине, мы сидели и пили чай, как старые супруги, которым даже говорить не о чем. Игорь заглянул в почту на своем телефоне, потом позвонил какому-то клиенту, чье письмо лежало у него в ящике, и назначил встречу – на понедельник, у него в офисе.
– Интересно, чего хотят твои клиенты, когда записываются к тебе на прием? – спросила я, пользуясь своим любопытством как инструментом, чтобы разбить лед, нежданно образовавшийся между нами. Игорь склонил голову к плечу и долго смотрел на меня, словно решая, заслуживаю ли я честного ответа или можно обойтись какой-нибудь глупой шуточкой про лжецов.
– Что могло привести тебя ко мне в кабинет? – Он решил ответить вопросом на вопрос.
– Я не знаю. Если бы я соскучилась по тебе, наверное.
– Ты бы соскучилась по мне? – с сомнением спросил он, и я уцепилась за это как за соломинку.