И вот однажды в феврале, когда Катя как раз собиралась на дачу, в дверь ее квартиры позвонили. Она никого не ждала. Глянула в глазок. На пороге стояла незнакомая хрупкая женская фигурка с большим чемоданом - причем чемодан показался Кате странно знакомым.
Она отворила дверь - и что же? Перед ней стояла сестра Магдалина из сьерра-невадского монастыря, в миру Ольга Косынкина. Она была отнюдь не в монашеской, но в цивильной одежде, а у ее ног возвышался тот самый огромный чемодан, оставленный Ленчиком с Катей при поспешном бегстве из горной обители.
Надо заметить в скобках, что с чемоданом - равно как и с его содержимым - Катя давно распрощалась. Католические сестры так и не слали его в Москву, а когда Катя принималась звонить в обитель, старушка, бравшая трубку (явно не прежняя аббатиса), делала вид, что не знает ни английского, ни французского, ни русского, ни итальянского. И вдруг - такое явление!
Но гораздо больше, чем чемодану, Катя обрадовалась бывшей актрисе - странно, но она часто вспоминала о ней. Думала: как ей живется там, в холоде кельи, одной среди католических монашек? Смирилась ли Ольга со строгими монастырскими порядками, выкинула ли из обители свой ноутбук с телефоном, а из головы - режиссера Гаерского?…
Бывшая сестра Магдалина спросила Катю с порога театральным шепотом:
– Вы помните меня?
Еще бы не помнить! Екатерина немедленно утащила девушку на кухню - пить чай.
За чаепитием Косынкина рассказала свою нехитрую историю. В один прекрасный день она все-таки получила весточку, которую так ждала, от человека, которого так любила. Режиссер Гаерский извинялся перед ней (довольно сухо, как поняла Катя) и вызывал на пробы на главную роль - Нади в фильме «Эксклюзивный грех».
– В Голливуд? - уточнила Катя.
– В Москву, - не смутилась несостоявшаяся сестра Магдалина. И добавила, явно с чужих слов: - Теперь у нас, в Москве, - столица киномира.
А дальше было просто: Косынкина немедленно вышла из монастыря (похоже, амплуа католической монахини, подумала Катя, оказалась для нее всего лишь очередной киноролью) и устремилась в российскую столицу. Деньгами на дорогу ее снабдила настоятельница - кстати, теми, что оставили Катя с Ленчиком на пересылку чемодана. (Все равно этих средств не хватало, чтобы переправить столь огромный багаж в российскую столицу - ни DHLOM, ни UPSOM, НИ даже EMSOM.) А в Москве произошло следующее: Ольга оказалась уже выписана из своей родительской квартиры - там теперь поселился брат с женой и ребенком, и места для нее просто не осталось…
И вот за чаем, со слезами на глазах и заламыванием рук, Косынкина спросила: ей ужасно неудобно, но не приютит ли Катя ее хотя бы на несколько дней - пока они окончательно не помирятся с режиссером и тот, наконец, не поселит Олю у себя?…
На радостях от обретения чемодана (там даже оказались целы годичной выдержки конфеты!) Катя согласилась.
С тех пор прошел месяц. Оля с Гаерским то ссорилась, то мирилась, то пела ему дифирамбы, то обзывала «жутким подонком, погубившим всю ее жизнь». И все это время - жила у Кати в квартире. А Екатерина особенно не возражала: Косынкина оказалась забавной. Она знала множество актерских баек и была весела и парадоксальна. Было с кем Кате поболтать редким свободным вечером, посплетничать, языки почесать.
Тем более что искусственного кота пока не изобрели - во всяком случае, никаких сведений о нем ни в газетах, ни на телевидении не появлялось.
Леня
Не меньше тетки следил за возможным появлением «идеального кота» Катин племянник. Он регулярно штудировал как сугубо специальные, так и популярные журналы и интернет-сайты в поисках сообщений о рукотворном домашнем любимце - и все без толку.
В жизни Лени Коноплева также произошло за этот год немало перемен. Для начала - он закончил свой Технический университет, знаменитую «Бауманку». Больше того: тут же нашел себе работу в маленькой, но очень венчурной компании с изрядным заработком. Но далеко не только четырехзначнодолларовая зарплата привлекла Леню в исследовательскую фирму. Главное - эта компания занималась проблемами искусственного интеллекта, и юноша (точнее, уже молодой человек) очень хотел превзойти на данном поприще своего заклятого друга Антона.
От самого же Питохи он больше не получал никаких известий и ни разу больше его не видел. Не видел Антона никто и в универе. При этом молодой человек, по всей видимости, был жив и здоров, потому что он каким-то образом (причем не появляясь в учебных корпусах!) ухитрился перевестись на «заочку» и даже, как рассказывали девчонки из учебной части, работал над дипломом.