Сдобренный литровым графином домашнего вина («лучшее в городе!»), обед протекал в теплой, непринужденной обстановке. Синьор Брасселини, шутя, раскрывал тайны модельного бизнеса: «У Наоми Кэмпбелл, можете себе представить, така-ая нога, что на одной только коже можно разориться!»
На удивление Кати, Ленчик тоже не сидел букой. Юноша рассказывал, смеялся шуткам, сам шутил - порой и остроумнее синьора. У Кати иногда даже, под воздействием vino della casa, возникало абсолютно ложное, но такое приятное чувство, что мужчины, словно два глухаря на току, соперничают за самку - за нее.
А когда обед подошел к концу, разгулявшийся Ленчик вдруг учудил номер: он ретировался в сторону кухни - и пошептался там о чем-то с официантом в детском галстучке.
Бедный Брасселини, не заметивший маневра юноши, аж в лице переменился, когда попросил счет - а озадаченный официант тихонько сообщил ему, что все оплачено «молодым синьором». Наслаждаясь озадаченным видом обувщика, Леня тихонечко прошептал Кате по-русски:
– У советских собственная гордость.
– Молчи, Ротшильд недоделанный! - было ему ответом. - Лучше б матери кофточку купил!
В первый момент после впечатляющего щелчка по носу богач готов был испепелить Леню своим орлиным взглядом. Впрочем, он довольно быстро нашелся:
– Согласно законам гостеприимства, я просто обязан пригласить вас обоих, - подчеркнул он: мол, хотел бы я пригласить только Катю, но не тебя, Леня, - завтра на ленч.
Катя ни на секунду не сомневалась, что уж теперь-то обувщик позовет их в самый что ни на есть дорогой ресторан Вероны - а может, и всей Италии.
– Не выйдет, - ухмыльнулся Лелик. - Нас завтра здесь уже не будет.
– Где - здесь? - нахмурился Брасселини. - В Beроне?
– И в Вероне, и в Италии вообще.
– Куда же вы направляетесь, могу я узнать?
– Завтра рано-рано утром мы улетаем в Барселону с пересадкой в Риме.
– Хм. - Обувщик на секунду задумался, а потом принял решение: - В таком случае я приглашаю вас прямо сейчас.
– Куда, Паоло? - воскликнула Катя. Она изо всех сил старалась сгладить возникшее между спутниками напряжение. - Мы сыты по горло, а что касается меня, так я уже и пьяна!
– Вы сейчас все увидите. Могу заверить: есть больше не придется, пить тоже.
А через четверть часа они (в очередной раз!) оказались на совершенно опустевшей виа Мадзини, и синьор Брасселини собственноручно поднял стальную штору своего магазинчика.
– Прошу вас! - сказал обувщик, отперев дверь и зажигая в магазине свет.
В бутике не осталось никаких следов дневного торжества - только по стенам сверкали ряды штиблет, босоножек, сапог. Мерцали старинные зеркала, пахли кожей банкетки, на специальных подставках блестели рожки из чистого серебра.
– Я хочу каждому из вас сделать подарок, - объявил господин Брасселини. - Выберите по любой понравившейся вам паре обуви.
«Что ж, неплохо, - подумалось Кате, - хоть Брасселини - это не Феррагамо и не Росси и никому в Москве не известен, но не уезжать же из Италии с пустыми руками!»
Однако когда она подошла к стойке с босоножками и посмотрела одну, другую, третью пару, то воскликнула:
– Паоло! Да здесь все зашкаливает за тысячу евро! Мы не можем принять таких подарков!
– Вы обидите меня, - тихо, но твердо отвечал обувщик, - и, в моем лице, весь гостеприимный итальянский народ.
Леня незаметно для синьора развел руками: что, мол, поделаешь!
– А у вас, простите, кроссовок нет? - наглым тоном поинтересовался он.
– Кроссовок, увы, нет, - серьезно отвечал обувщик. - Но вы, синьор, можете подобрать себе, к примеру, туфли для гольфа.
Что оставалось делать! Катя сначала осторожно, а потом все больше и больше входя во вкус, принялась выбирать себе обновку. Ленчик также погрузился в ряды мужских штиблет у противоположной стены.
Затем наступил черед примерки, и это тоже оказалось чертовски приятно. Дотторе Брасселини, словно простой продавец, опустившись перед Катей на одно колено, помогал ей надевать туфли - и самолично завязывал шнурки, там, где это требовалось, либо застегивал застежки. (Ленчику пришлось обслуживать себя самому.) Сперва Катя смущалась, но потом ей понравилось - тем паче, что обувщик обращался и с обувью, и с ножкой исключительно нежно. Действительно, в высшей степени эротично: дорогой мужчина у ее ног упоенно помогает ей снимать и надевать туфли… Ощущение было таким сладким, что аж потянуло поясницу.
Ей хотелось, чтобы это длилось бесконечно - тем более что и Паоло, кажется, примерка доставляла удовольствие, близкое к сексуальному. Он раскраснелся, его шевелюра растрепалась, глаза горели. Со знанием дела и любовью он обувал ее ножку - а потом рассматривал все новые и новые образцы своего искусства на изящной стопе…