— Это ж надо, а? Вошёл жаааних целый и невредимый, вышел брошенный, поцарапанный котом, ушибленный ванной в лоб, мной в челюсть, полом в филей и мылом в… самое дорогое, что у него есть — раз ни чести, ни совести, ни чувства собственного достоинства не наблюдается! Хорошо хоть мыльница в сражении не участвовала — мы бы ему вообще бы ничего целого не оставили.
Кот не очень понял перечень действующих лиц, зато чётко осознал, что враг изгнан с его непосредственным участием.
Вадим позвонил сестре как раз когда она готовила праздничный обед себе и Семёну Семёновичу — отметить баталию и собственную викторию, а заодно и конфузию бывшего женишка.
— Ты как? — обеспокоенный голос старшего брата почему-то заставил Ирину потереть глаза.
Макс звонил ей уже больше полугода, а Вадим всего несколько раз. И вот сейчас Ирина почувствовала, что ей становится тепло и с той каменно-заледеневшей стороны сердца, где жила память о старшем брате-гении, до которого ей никогда в жизни не дотянуться. Словно отвалилась эта ледяная зависть и извечное раздражение, разбитые вдребезги настоящим беспокойством и тревогой Вадима.
— Ира, ты плачешь? Слушай, я могу к тебе вылететь уже через… да вот уже часа через два с половиной. Билеты есть, я узнавал. Не расстраивайся, мы всё решим! А того мерзавца я лично на шашлык разделаю!
— Ваааадииим, — проскулила Ира, — Я его сама побила!
— Че — го? — Вадим решил, что ему послышалось.
— Я его треснула так, как ты меня как-то учил? Помнишь? Меня мальчишки обижали, и ты показал, как бить? Ну, мне лет десять было, я ревела и тебе мешала.
Вадим помнил. Помнил и уткнулся лбом в стенку от безнадёжного желания вернуться туда, обратно в детство, вытереть слёзы Ирке, поколотить всех мелких паразитов, которые её задирали, резко сказать деду, чтобы он не смел обзывать ЕГО СЕСТРУ бестолковой и тупой. Только вот ничего не вернуть, и ей пришлось во всём этом барахтаться самой.
— Ир, ты прости меня! Я виноват. Я так виноват перед тобой. Я не… не защитил. Я был бесполезен.
— Как выяснилось нет, — сквозь слёзы рассмеялась Ирина. — Я всё-таки запомнила, как надо бить, и мы с Семён Семёновичем и мылом почти добили моего бывшего жениха…
— А Мыло это кто? — осторожно уточнил Вадим. — Семён Семёнович — это кот, мне Макс сказал, а вот Мыло…
— Вадька, я тебя люблю! — расхохоталась Ирина, — Слышишь? Тебя и Макса.
Где-то в небесном пространстве между Питером, Москвой и Новосибирском шел настоящий ледоход и ломались вековые льдины, освобождая что-то крайне нужное этим троим.
Несмотря на осень и холодные ветра, несмотря на возраст и жизненный опыт, несмотря на… на все эти очень разумные доводы и том, что надо любить только себя, а всё остальное — пыль, из давным-давно растёртых в мелкий порошок привязанностей, возникало что-то очень-очень тёплое, важное и нужное. Крепкое и нерушимое, ценное и настоящее.
— Я тебя тоже! — Вадим не видел, как счастливо улыбалась Ирина, вдруг обнаружившая, что вместе с тем несчастными дyрнeм она, похоже, избавилась и от своего вечного одиночества.
Одиночество ведь не выносит не только котов, но и родных, которые готовы прилететь к тебе за несколько тысяч километров, а также оно абсолютно и совершенно не переваривает слово «люблю», сказанное от души.
— Только я всё-таки к тебе прилечу. Позволь мне тебя проводить к Максу. Заодно и сам его увижу. Странное дело, соскучился я по вам обоим! Тем более, что у нас в Москве теперь племянница имеется — дочка Серёжки. Макс говорит, что она очень смешная… Навестим их. Ладно?
— А, знаешь, прилетай! Я… я буду так тебя ждать! Я ведь никогда не ждала старшего брата! — призналась Ирина.
— Хорошо, вот теперь у тебя будет такая возможность. Только ты так и не ответила, кто такой этот Мыл? — припомнил Вадим.
— А вот прилетишь, я тебе его покажу! — пообещала, расхохотавшись, Ирина.
Оказывается, это так приятно… Знать, что у тебя есть старшие братья, за которых можно спрятаться, укрыться за широкими плечами, борясь с детским желанием показать язык всем неприятелям разом! Можно представить брату кота по фамилии Горбунков и знать, что он тебя поймёт, можно даже с мылом его познакомить, и наслаждаться выражением его лица. Так много всего можно, когда чувствуешь себя нужной и любимой младшей сестрой.
Возможно, именно из-за этого нового и дивного ощущения, Ирина шла в понедельник по институту так, что её с трудом узнал научный руководитель, глубоко задумавшийся над найденным на столе заявлением об увольнении.