Словно в ответ на её мысли раздался звонок смартфона.
— Ну, кого ещё принесло? — простонала Ирина, подтягивая к себе сумку с трезвонящим смартфоном. — Сергей? Нет, только не это, пожалуйста!
Она сбросила вызов, и тут же пришло этакое заботливое и милое сообщение, уточняющее, а ничего ли не случилось с его любимой?
— Простыла, температура. Нет, приходить не нужно, всё есть, надо просто отлежаться, — машинально ответила Ирина, стремительно отправив ответ.
Это несложное действие её подстегнуло, она решительно вышла из машины и отправилась в институт. Охранник на проходной не удивился — Ирина частенько работала по выходным, так что и повторно пропустил без вопросов, и она стремительно пронеслась мимо, прикрыв глаза тёмными очками.
Дела заняли не так уж много времени, вещи были собраны в шуршащий пакет, заявление об увольнении легло на стол её научного руководителя, с которым она делила кабинет, и тут Ирина поняла, что дико устала. Так устала, что за руль сесть не может.
— Ну, что со мной? Надо отдохнуть? Да, я сейчас в дворик зайду, посижу чуточку и поеду. Я только немножечко передохну…
Стоило забиться в самый дальний угол, как её догнала волна осознания собственной никчёмности, догнала и полилась бесконечным потоком слёз.
Она никак не могла остановиться, успокоиться, уходя в истерические всхлипывания и тянущийся на одной ноте скулёж, когда вдруг ощутила, что тут не одна…
Испуганно вскинула голову, готовая вскочить и куда-то бежать, и уставилась на крайне обеспокоенную и сочувствующую морду… кота.
Ирина никогда в жизни не задумывалась о том, что у них так много может быть написано на морде… или на лице? Как-то мордой это и не назвать.
Конечно, кот был хорошо ей знаком — каждый день видела на проходной. Имя у него ещё такое забавное — Семён Семёнович Горбунков. Придумали же так кошака назвать! Она котов не любила — не считала чем-то нужным или приятным, короче, хоть как-то значимым.
— Чего тебе? — Ирине раньше и в голову бы не пришло заговорить с котом.
Она же не такая чокнутая, как её родные братья, внезапно подхватившие вирус котолюбия от их московского кузена. Раньше она только смеялась над ними, ну или злилась на их дурацкие рассказы и попытки что-то этакое ей объяснить. Правда, они и не настаивали, но и того, что было сказано, Ирине хватило, чтобы сделать вывод:
— С ума они коллективно посходили!
И вот теперь она сама говорит с котом, да ещё вполне серьёзно… только… только он ведь ответил!
— Мяяяуи, — сказано было, разумеется, по-кошачьи, но вполне понятно — дескать, ничего такого, просто ты плачешь, вот я и пришел.
— Да что ты можешь? Я тебе сразу скажу, в бредни о том, что, если тебе плохо, найди того, кому хуже и помоги, я не верю!
— Зато я верю! Я тебе спою и тебе станет легче. Честно. А потом и мне станет легче, наверное…
Семён Семёнович Горбунков подобрался ещё чуточку ближе, так, чтобы их не подслушивали наступающие со всех сторон осенние сумерки, и замурлыкал.
Простая, совершенно не изысканная, не страдающая разнообразием или красивыми переливами кошачья песенка растекалась уютным тёплым озерком, заливая, закрывая собой все бездонные дыры, пробитые в сознании Ирины последними событиями.
— Ничего-ничего, потихоньку дыши, проживай этот день, провожай, не спеши. Ты не рвись, не беги, свою жизнь выручай — истончилась она, рвётся птицей на край. Мягкой лапой шаги, тихой сапой дела, жизнь свою унеси, чтобы в даль не ушла. Унеси и запрячь от чужих холодов, от осенних дождей, и от ранящих слов. Ничего-ничего, ты свернись как клубок, мягкой лапой распутай бечёвку дорог. Будут силы, пойдёшь, а пока не спеши, провожай этот день, потихоньку дыши.
Именно это и слышалось в немудрящей песенке, хотите верьте, хотите — нет.
Ирина и сама не заметила, как стало ровнее дыхание, исчезли, сгинули тяжелые всхлипывания, куда-то делись слёзы. Она сидела, уставившись на жёлтые листья клёна, и ощущала странное умиротворение, такое неожиданное среди этого безумного дня…
— Да уже почти совсем вечер, — опомнилась она.
— Мррр, — согласился Горбунков — маячок спокойствия, на свет которого она потянулась.
— Ну, ладно… пойду я… Пора, — она словно оправдывалась перед котом за свой уход.
— Мряу, — пожелал ей Семён Семёнович хорошего пути, — Мяяяяяр, — в переводе — «мирного тебе вечера».
Ирина и не собиралась оборачиваться — чего она там не видела? Унылой скамейки в кустах и пары клёнов? Серого полосатого кота на скамейке?