Медэксперт определил время смерти между одиннадцатью часами и полуночью.
Тщательное обследование тела, одежды, шнура и места преступления не дало ничего существенного.
— Как всегда, — промолвил на рассвете инспектор Квин, — Кот не оставил улик.
Однако на сей раз это было не так.
Роковой факт стал известен утром 30 сентября в квартире Каца на Западной Восемьдесят первой улице.
Детективы расспрашивали семью, пытаясь установим какую-нибудь связь между Доналдом Кацем и лицами, замешанными в предыдущих восьми убийствах.
Присутствовали отец и мать юноши, их дочь и ее муж Филберт Иммерсон. Миссис Кац, худая женщина с карими глазами на застывшем лице, мужественно переносила свое горе. Миссис Иммерсон, круглолицая молодая женщина, не обладала выдержкой матери и постоянно всхлипывала. По ее словам Эллери понял, что она не слишком ладила с младшим братом. Доктор Кац одиноко сидел в углу, так же как три с половиной недели назад сидел Зэкари Ричардсон в доме по другую сторону Центрального парка, — он потерял сына, и другого у него уже не будет. Муж сестры Доналда, лысеющий молодой человек с рыжими усами в сером деловом костюме, стоял поодаль, словно не желая обращать на себя внимание. Он был свежевыбрит, и его толстые щеки потели под слоем талька.
Эллери почти не прислушивался к рутинным вопросам и ответам. За последние дни он смертельно устал, а эта ночь была особенно утомительной. Эллери не сомневался, что теперь, как и в предыдущих случаях, ничего выяснить не удастся. Незначительные отклонения от схемы — убитый придерживался иудейской, а не христианской религии, семь дней после предыдущего убийства вместо семнадцати, одиннадцати или шести, — но основные черты оставались теми же: удушение шнуром из индийского шелка, голубого для мужчин, оранжево-розового для женщин; жертва не состояла в браке (Райан О'Райли по-прежнему оставался единственным исключением); убитый фигурировал в телефонном справочнике (Эллери сразу же это уточнил); девятая жертва была моложе восьмой, которая была моложе седьмой и так далее…
— Нет, я уверена, что он не знал человека с таким именем, — говорила миссис Кац. Инспектор Квин проявлял особую настойчивость в отношении Хауарда Уитэкера, так разочаровавшего психиатров. — Если, конечно, Доналд не познакомился с этим Уитэкером в тренировочном лагере.
— Вы имеете в виду во время войны? — спросил инспектор.
— Да.
— Ваш сын побывал на военной службе, миссис Кац? Не был ли он для этого слишком молод?
— Нет. Его призвали в день восемнадцатилетия. Война еще продолжалась.
Инспектор казался удивленным.
— Германия капитулировала в мае 1945 года, Япония — в августе или сентябре. Разве в сорок пятом Доналду не было всего семнадцать?
— Я должна знать возраст своего сына!
— Перл. — Доктор Кац зашевелился в углу. — Должно быть, дело в водительских правах.
Оба Квина сразу насторожились.
— В правах вашего сына, доктор Кац, — сказал инспектор, — значится дата рождения: 10 марта 1928 года.
— Это ошибка, инспектор Квин. Мой сын неправильно указал в заявлении год рождения и не стал потом его исправлять.
— Вы хотите сказать, — спросил Эллери, ощущая сухость в горле, — что Доналду был не двадцать один год, доктор Кац?
— Ему было двадцать два. Он родился 10 марта 1927 года.
— Двадцать два, — повторил Эллери.
— Двадцать два? — В голосе инспектора также послышалась хрипотца. — А сколько лет было Стелле Петрукки, Эллери?
Абернети — сорок четыре. Вайолет Смит — сорок два. Райану О'Райли — сорок. Монике Маккелл — тридцать семь. Симоне Филлипс — тридцать пять. Битрис Уилликинс — тридцать два. Ленор Ричардсон — двадцать пять. Стелле Петрукки — двадцать два. Доналду Кацу — тоже двадцать два!
Впервые нисходящая последовательность возраста жертв была нарушена.
А может, не была?
— Это правда, — лихорадочно заговорил в коридоре Эллери, — что до сих пор разница исчислялась в годах. Но если…
— Ты имеешь в виду, что Доналд Кац все же может быть моложе Стеллы Петрукки? — спросил инспектор.