— Вон та дверь, — указал сержант.
— Она одна, Джонсон?
— Ага. — Детектив зевнул.
Эллери подошел к двери и постучал. Сержант Вели шагнул в сторону.
После паузы Эллери постучал снова.
— Кто там? — Голос звучал испуганно.
— Эллери Квин. Пожалуйста, откройте, Селеста.
Они услышали, как она медленно отпирает замок и снимает цепочку.
— Что вам нужно?
Селеста стояла в прямоугольнике света, прижимая к груди большую потрепанную книгу «Обзор английской литературы. Год первый».
Субботний вечер на Восточной Сто второй улице. Вместо джаза, танцев и флирта Достопочтенный Беда[65], «Беовульф»[66] и «Путешествия ныряльщика» Хэклута[67].
Девушка заслоняла собой комнату, которую Эллери видел только на фотографиях.
На ней были строгая белая блузка и черная плиссированная юбка; волосы взъерошены. На пальце синело чернильное пятно. Лицо выглядело утомленным, под глазами темнели круги, кожа потускнела.
— Могу я войти? — улыбнулся Эллери.
— Нет. Что вам нужно?
— Вас не слишком любезно встречают, маэстро, — заметил Вели.
Селеста на мгновение выглянула из-за двери:
— Я помню его.
Сержант застыл.
— Вам мало того, что вы сделали?
— Селеста...
— Не удивлюсь, если вы пришли арестовать меня. От вас всего можно ожидать. Полагаю, Джимми Маккелл и я были сообщниками и вместе передушили всех этих людей. Каждый из нас тянул за свой конец шнура.
— Селеста, если вы мне позволите...
— Вы все испортили!
Дверь захлопнулась у них перед носом. Они услышали резкий поворот ключа и звон цепочки.
— Каждый тянул за свой конец, — усмехнулся Вели. — Недурная идея. Кто-нибудь обдумывал такую возможность? Они оба...
— Очевидно, между ними произошла ссора, — пробормотал Эллери.
— Да, вчера вечером. И еще какая! — послышался веселый голос Джонсона. — Он обвинил ее в том, что она подозревала в нем Кота, а она заявила, что, наоборот, это он подозревал ее. Потом оба стали все отрицать и при этом так орали, что я, сидя во дворе, боялся, как бы не собралась толпа, и мне не пришлось улизнуть. В конце концов, сэр, он ушел, так хлопнув дверью, что она едва не сорвалась с петель.
— Любовь — дело молодое, — заметил сержант. — А может, Джонсон, они разыграли для тебя комедию? Эй, маэстро, куда вы?
— Домой, — мрачно ответил Эллери.
Всю следующую неделю Эллери не покидало ощущение, что он топчется на месте. Ничего интересного не происходило. Он читал рапорты о Джимми Маккелле и Селесте Филлипс, которые все время ссорились, мирились и ссорились опять. Другие рапорты просто перестали поступать. Однажды Эллери заглянул в Главное управление на утреннюю летучку. Зрелище было удручающим и не дало ничего нового, но Квин-младший испытывал удовлетворение человека, выполнившего свой долг, и больше там не появлялся. Он также благоразумно воздерживался от посещений мэрии, где о его существовании, казалось, забыли, что его чрезвычайно порадовало. Отца Эллери видел редко и старательно избегал задавать ему вопросы относительно прогресса в расследовании доктора Казалиса... А восьмой хвост Кота оставался вопросительным знаком на первой полосе «Экстра».
Даже газеты топтались на одном месте.
Это было странно. Status quo ante[68] в американской журналистике заключался не в стоянии на месте, а в отступлении назад. Материал задерживался на первой полосе только в стадии развития. В противном случае он перекочевывал на шестую и продолжал отход, пока вовсе не исчезал из газеты. Однако в истории с Котом правило было нарушено. Дело не развивалось, но по-прежнему оставалось на передней полосе, словно свежая новость.
Новостью в какой-то мере было то, что Кот дремал в своей берлоге, а не охотился за очередной шеей. Его бездействие возбуждало особый интерес — жуткий магнетизм напряжения. Это напоминало тлеющий огонь между яркими вспышками пламени. Если, как говорил Джефферсон[69], газеты «служат для того, чтобы рассеивать дым и ядовитые пары», то нью-йоркская пресса могла лишь следовать этому закону.
Во время таких интервалов нервозность в обществе становилась особенно заметной. Ожидание было хуже самого события. Когда Кот совершал убийство, люди в течение нескольких дней испытывали полуистерическое облегчение, чувствуя, что опасность вновь миновала их самих и их близких. Но страхи не исчезали, а только временно отступали. Облегчение быстро проходило, и вместе с этим возвращалось напряжение, ночные страхи, отсчет дней, мучительный вопрос, кто окажется следующим...
66
Беовульф — легендарный скандинавский воин, герой одноименной староанглийской эпической поэмы.
69
Джефферсон, Томас (1743–1826) — американский государственный деятель, 3-й президент США (1801–1809).