Не на шутку волнуясь, хозяйка подошла к форточке, которая всегда оставалась приоткрытой, в самые лютые морозы, а по лету - так и тем более. Маша некогда приладила кусок фанеры между рамами, чтобы Касе было удобно там сидеть-лежать, а то неуклюжий увалень пару раз падал внутрь. Голуби, эти скверные символы мира, когда шумно вспархивали с соседней крыши - так расстраивали котейкину нервную систему, так тревожили! Охотничий инстинкт заставлял абсолютно домашнего кастрата вздрагивать, взмахивать растопыренной когтистой лапой, отчего шаткое равновесие рушилось...
Точнее, рушился Кася. Естественно, выбраться из межрамья ему ничего не стоило. Один прыжок, и все. Что удивительно, знакомые хором укоряли Машу именно за эту лежанку, дескать, зря угождаешь живому тамагочи. Кормишь, мол, и хватит, а ты прогибаешься перед ним, как не знай кто! Она не спорила. Зачем? Всяк по-разному любит. Маша считала, что не балует, а мудро использует древнеримскую формулу для предотвращения волнений плебса: "Хлеба и зрелищ". Чтобы пушистый неуклюжик не скучал и не хулиганил, пока хозяйка занята на работе.
- Дура! Зачем форточку оставляла открытой? - смотрела она на пустую лежанку, корила и накручивала себя. - Он мог наружу выпасть! С пятого этажа! Толстый, раскормленный! Да он насмерть расшибся, если упал! Дура, что я стою? Надо искать!
Схватив ключи и мобильник, Маша ринулась из квартиры. Обогнув работягу, который спускался по лесенке из чердака, она сбежала вниз. На скамеечке согбенно притулился Витамин Ветераныч, типа, дышал свежим воздухом. По случаю полувесны или слишком прохладного лета дед щеголял раритетными галошами, чей глянец потускнел от времени, напяленными на серые валенки. Его обычная одежная серость, всегда разбавленная коричневым шарфом, который дедок гордо именовал "мохеровым", прежде вызывала у Маши ассоциации с воробьем. Но сегодня птицы, окаянные голуби, подозревались виновниками падения Каси - мудрено ли, что ее сознание отвергло "воробья" и поменяло на "крысу, изрядно побитую молью"?
- Витамин Ветераныч, - громко крикнула она в левое ухо завязанной на подбородке шапки-ушанки, - котейку моего видели? Пушистого, дымчатого?
Дед кивнул, показал трясущимся пальцем в сторону подъезда, откуда только что появилась Маша:
- Давно.
Вот пойми, можно верить глуховатому и туповатому старикану? Девушка ринулась было проверять подъезд, но сообразила, что не увидеть своего кота, сбегая по лестнице, она неспособна. И вообще, как удалось бы Касе забежать внутрь, когда дверь натуго прижимается пружиной? Разве что кто-то любезно придержит створку? Понимая - если слух Ветераныча снизился с возрастом, то мозгам заржаветь и подавно ничто не мешало - Маша громко пояснила:
- Кася из окошка выпал, с той стороны, где тупик! Он мог домой прибежать. Или на дерево залезть. Не видели?
Дед кивнул, показывая на подъезд:
- Ага. Он, - явив слабоумие во всей красе. - Этот.
Маша невольно оглянулась на скрип дверной створки, но там оказался рабочий с инструментальным ящиком. Незнакомый, по необмятой спецовке которого сразу видно - новичок. И то, слесаря у них в Жэу меняются чаще, чем мусорный контейнер вывозится. Касю этот парень похитить не мог - под спецовкой крупную живность не спрячешь, а в ящике, даже полупустом, он не поместится. На всякий случай девушка уточнила:
- Эй, вы кота на лестнице не встретили?
Работяга надвинул бейсболку на нос, покачал головой и зашагал по своим делам. Другого ответа девушка и не ждала. И никто из соседей её любимца к себе не взял бы. Кася всем известен, потому что гулял вместе с хозяйкой по двору, причем, без шлейки и поводка. Кот, который гуляет не сам по себе - это редкость. А тут старый пень тычет пальцем, будто и впрямь убежден, что пропавшая животина вошла в подъезд, где в подвал хода нет, а на чердак по железной вертикальной лестнице - не всякий человек поднимется.
- Тьфу на тебя, старый пердун, - не сказала, но подумала Маша, направляясь в тупичок, куда выходило злополучное окно с открытой форткой.
Когда строили панельную пятиэтажку, соседний дом, возведенный больше века назад, планировалось снести. Если верить слухам, во время войны на него упала небольшая бомба, которая разрушила угол и наполовину расшатала две стены. Их потом разобрали на кирпич, но уцелевшая часть купеческого дома оказалась на диво прочной. А после сумбура перестройки, прихватизации с ваучеризацией - дом купца Полунина купил сын первого секретаря горкома. И не поскупился - восстановил на старом фундаменте былые стены, надстроил три этажа и распродал элитные квартиры за такие сумасшедшие деньжищи, что вслух сказать можно, а вот поверить в количество нулей - трудно.