- Сленг... - но, сгорая и от любопытства тоже, она уточнила. - Это инструмент? Какой?
- Догадистая, - без подначки похвалил ее баритон.
Пружиноволосый семит, явный лидер в этой паре, криво усмехнулся и пояснил:
- Так, граждане, называется малый барабан, чтобы отличать от большого, который именуется бочкой. Может, с нас наручники снимут?
- Разбежался, ага. Пока сам не проверю, - буркнул капитан, на лице которого читалось огромное желание заткнуть рот этому наглецу.
Он выставил наружу все, что каким-то чудом умещалось в синем фургончике. Аппаратура и железки ударной установки заняли на обочине много места. Табаков даже попытался сорвать с места сиденья, но не преуспел в этом начинании. Зато ножом подпорол пол, задрал ковровое покрытие, разыскивая тайник. Не поленился и снизу осмотреть днище "Кия". Глядя на потрошение автомобиля, семит утратил веселость:
- Черт меня за язык тянет. Дошутился. Он теперь, пока не отомстит, в машине ковыряться будет. Девушка, вы меня извините, я не со зла. Поймите, халявный заказ срывается, похороны, да еще со жрачкой. Через час его понесут, а нас нет. Вы могли бы вашему начальнику намекнуть, что хорош уже, можно и отпустить лабухов, а?
- Он мне не начальник.
- Ну, все равно, поговорите. Видите же сами, я слово - он мне пинка. Ну, пожалуйста?
Маша пожалела парня. Она, в принципе, шовинисткой или антисемиткой никогда не была, хотя носителей еврейской внешности узнавала мгновенно. Еще бы! За семь лет музыкальной школы, где подавляющее количество преподавателей не скрывало свою этническую принадлежность, хотя могло бы прятаться за славянские фамилии, любой глаз натренируется.
По счастью, кроме уважения к талантам, знаниям и простительным слабостям педагогов, у пианистки Семеновой годы музыкалки выработали только сожаление о собственной посредственности, да неистребимую любовь к подлинной классике. Все это сейчас сработало, подтолкнуло Машу к действиям. Она подошла к ногам капитана, который осматривал днище машины, присела и крикнула:
- Вот интересно, я долго у вас в заложниках буду? Как дуру, привезли сюда, а теперь кто меня назад вернет? Скоро обед, между прочим!
Ноги в кроссовках на мгновение замерли, потом энергично задвигались, выползая. Испачканные синие джинсы и задравшаяся футболка гармонировали с лицом Табакова, усыпанным мелкой черной крошкой. Он зло глянул на Машу, щурясь от солнца:
- Сейчас. Умоюсь только.
Оплеснувшись из кювета, капитан осушил лицо и руки футболкой же, потом расковал семита и баритона, подозвал к своей машине, принялся за составление протокола. Семит оказался Шарифом Саидовым, второй музыкант - Георгием Манукяном. Маше, уже перегоревшей в переживаниях, было решительно наплевать на стыд и позор, поэтому она стояла рядом с парнями и в паузах интересовалась:
- Шариф, у вас ансамбль? А, рок-группа... Нет, терпеть не могу. Особенно вашего Гребенщикова. У него баран в голосе. Хуже него только Гвердцетели. А ты кто? Ударник и гитараст-пузочес? Не поняла. А, ритм!
Она хихикнула, а после представления Гоги в качестве "бассивного гитараста" - закатилась хохотом, на который подошли гаишники. Им тоже показались смешными некоторые термины, однако вердикт жаргону они вынесли мгновенно:
- Феня. Только специальная.
И на лице капитана мелькнула улыбка, но он занимался серьезным делом, поэтому намечающуюся массовую развлекушку пресек:
- Так, хорош мне мешать! Гайцы, спасибо. Вы, парни, данные свои водиле оставьте. В рапорте помяну, - и пожал полицейским руки.
Маша замолчала, впечатленная рыком Табакова. А тот быстро и деловито выяснил у музыкантов, что в квартире убитого банкира Лободы они отрабатывали сопровождение своеобразного корпоратива. Поэтому воспользоваться не то что полной фонограммой, но даже минусовкой им не удалось. Отвечал, в основном, Шариф:
- Понимаете, товарищ капитан, гости бухие, им орево подавай, а каждую песню отоваривать... То есть петь с тембровым наполнением - это тяжко. Мотька Ларин, хоть он вокалюга тот еще, но тоже, связки выплёвывать, оно ему надо? Вот, мы ловим паузу, когда гости жоревом заняты, гоним умца-умца, а потом затихаем и барсику даем погудеть. Я за ударника работал, он болеет, так мне тоже приходилось, чтоб парни дух перевели, валить ведро картошки... ой, длинный брейк играть... Нет, из наших никто никуда не отходил. Разве что на горшок, так это минута, туда и обратно. Только на фейерверк жопы со стульев и отрывали. Дважды. Первый раз обломились. Нет, не ночью, по свету уже, часу в... Не помню. Минут десять они отжигали. Почему утром? Откуда я знаю! Вроде, у них заминка случилась, не стрельнуло, так они всю систему перетряхивали. Нет, ничего подозрительного не видел... Лобода? На фейерверк он сам всех гостей и позвал. По лестнице спускались... После? Нет, не видел.