— Но я-то никуда не двигался?
«Вовка» окинул меня оценивающим взглядом.
— Ты уверен? — спросил он.
Конечно, я уже сомневался. А еще подумал, что буду больше времени уделять физике.
— Ну а обратно-то поменять их местами можно? — с надеждой спросил я.
— Нет. Время прошло, обратно его не вернешь. Его можно только замедлить или растянуть… — «Вовка» поднял брови, мол, как же ты не понимаешь? — Это, брат, теория относительности, — он многозначительно поднял вверх указательный палец. — Парадокс времени.
— Угу. — Я почти ничего не понял, и от этого мне стало еще тоскливее.
— Я думаю, — «Вовка» отвел глаза, — есть только один выход: ты должен привести какого-нибудь другого мальчишку и тем самым… э-э… спасти своего друга.
Я подавленно молчал.
— И еще… По-моему, превращение можно совершить лишь тогда, когда идет дождь или перед дождем… Наверное, это связано с тем, что атмосфера сильно разряжается, большая влажность, много озона выделяется…
…Гроза была страшной. А я бежал и бежал к знакомому переулку, громко шлепая по хлюпающим, бурлящим лужам, стараясь заглушить удары собственного сердца.
Увидел его сразу: мокрый жалкий комочек из черной слипшейся шерсти дрожал в подъезде возле негреющей батареи. Я встретился глазами с затравленным, безнадежным взглядом, как мне казалось, совсем человечьим…
Глубоко вздохнул, поднял взмокшего кота на руки, выдрал у него из зубов ключ и шагнул вместе с ним в подъезд.
Я знал, что надо сделать, и иначе поступить не мог. Старался не думать, что теперь придется добывать еду в мусорных баках…
— …Вот это подвальчик забабахали, да?! — восхитился рядом Вовка.
Я очнулся — из ушей будто вытащили вату. Огляделся.
Э, да мы же ещё в подвале, — вон, моя рука держит ключ… Я только что вставил его в скважину и даже успел раз повернуть… Так это что, мне привиделось?
— Ну что же ты, давай, — поторопил меня Вовка, блестя глазами от любопытства.
— Не подходит, — сказал я ровным голосом, — и тут не подходит… застрял.
— Черт, — расстроился Вовка, — а я так надеялся… А ну-ка еще попробуй.
Я сделал вид, что стараюсь с усилием повернуть ключ, а потом резко вырвал его из скважины.
— Дай я, — протянул к нему Вовка руку, но я приложил палец к губам:
— Ш-ш… Слышишь, идет кто-то?!
Вовка замер.
— Надо выбираться, — я взял его за руку и решительно потащил к выходу.
Дождь уже прошел, посвежело, и в воздухе разлился густой аромат душистого теплого вечера.
Я размахнулся и закинул ключ далеко в кусты.
— Зачем?! — воскликнул Вовка, с тоскою проследив за его полетом.
Мне показалось, что в кустах мелькнула чья-то черная тень.
Кот?!
— Идем домой, волнуются небось…
— Ага, — легко согласился Вовка, — слушай, Мишка, а ты знаешь Ольку с соседнего двора? Симпатичная такая девчонка…
И мы не торопясь пошли по улице, всё больше удаляясь от странного дома.
Я, конечно, думал, что ж это было: галлюцинация? Или время убыстрилось надолго, прокрутив мне картинку будущего, — что-то вроде предупреждения?
— Погоди, — я остановился и бегом бросился назад, к кустам:
— Послушай, кот! Пушок, Кузька, э, Игорь! — ты приходи ко мне жить, — я назвал адрес, — блюдце молока у меня всегда найдется… Хорошо?
Кусты ответили молчанием.
— Эй, ты что там? — Вовка удивленно топтался на месте, и я бегом бросился к нему.
И мы пошли домой.
Из кустов, ломая ветки, выскочил крупный черный кот с большим ключом в зубах и, воровато оглядываясь, быстро затрусил к подъезду.
Алексей Чернов
Младший брат
Люди порой совершенно не понимают, что мы делаем…
Первые три месяца своей жизни я забыл напрочь. Они стерлись из памяти в тот момент, когда чьи-то руки — как мне показалось в тот миг, безжалостно сильные — посадили меня на березовый высокий пень, что спилен был вровень с забором. Потом руки исчезли, я остался один в холодном тумане раннего утра. Стоял конец августа. Я тогда еще ничего не знал про зиму, но то утро пахло сыростью и холодом.
Разумеется, я заплакал. А кто бы из вас не разревелся на моем месте? Я боялся двинуться с этого сделанного чуть-чуть под наклоном свежего спила, впивался когтями в древесину и вопил. Непрерывно, на одной заунывной отчаянной ноте. Я звал на помощь — но звал неведомо кого — ибо ничего, кроме страха, во мне не было.
Поначалу никто не откликался. Потом забрехали собаки. Одна, вторая. Вскоре вся округа захлебывалась собачьим лаем.