Куда неприятнее то, что с выходом из сквота мысли тоже… увеличиваются. Пока котом по камням скакал, мысли были простые — поймал — не поймал, вкусно — невкусно, сытый — голодный. Остальное все не исчезло, а словно бы отступило, маячило где-то вдалеке, почти неразличимое.
Теперь же это далекое подступило вплотную и навалилось всей своей тяжестью.
Вит…
Ксанта передернуло.
Нет, ну это ж надо! Расскажи кому — не поверят. Ксант скривил губы в ухмылке, хотя было ему не смешно. Совсем не смешно! Когда эта, понимаешь, дура открывает свой прелестный ротик и выдает: «Ксантик, милый, я теперь всё-всё знаю, тебе ведь с самого начала Вит понравился, да? Ну, так бери, чего ты! Он будет рад, я с ним поговорила!»
И еще улыбается при этом, довольная такая.
Дура.
Урф!!!
Ну, может, и не так она тогда сказала. Не теми словами. Но смысл-то этот самый был! И морда довольная-довольная — она же искренне полагала, что делает ему приятное. Подарочек, так сказать. Берите и пользуйтесь. Вит будет только рад.
Ха! Еще бы он не был рад! Бедный Вит…
Она тогда так и не поняла, почему он отверг ее подарок. Очень категорично и наотрез. Она, кажется, обиделась даже. Во всяком случае — огорчилась. Но Ксант был слишком разъярен и объяснять ничего не стал, боясь наговорить лишнего.
Нет, это же надо, а?!
Вот так, самым что ни на есть наглым образом из-под самого носа отобрать вожделенную и ужжжасно лакомую добычу! Потому что добыча, которую просто так отдают в подарок, причем отдают с такой вот довольной и радостной рожей — да кому она вообще нужна, такая добыча?!! Сплошное не-мяу. И кто ее только просил, дуру?!
Так что слишком радостного и на все готового Вита тоже пришлось… того.
Огорчить.
Он нашел их быстро. Да и трудно было бы не найти — они со вчерашнего вечера никуда не ушли, так и сидели, прижавшись друг к другу. Ночь была довольно прохладная, а костра они развести не решились, помня о береговых дозорах с обеих сторон. Ксант так и думал, что никуда они не уйдут и не станут искать прохода на срединную поляну до тех пор, пока как следует не рассветет, — собаки слишком плохо видят ночью. Но все равно сморщился.
Он последние дни не мог смотреть на Вита, не морщась.
В его сне эта жуткая парочка всегда двигалась синхронно. Здесь же голову повернул только Вит. Разулыбался, заморгал, кивая приглашающе. Говорить ничего не стал — сестра сидела с закрытыми глазами, положив голову ему на плечо. Она явно не спала, но Вит все равно предпочитал не шуметь. Ксанта передернуло.
Надо же — и вот этот услужливый слизняк когда-то был ему симпатичен… С чего бы это? Вроде как на бесптичье и рыбка — ничего себе чирикалка?
— Я передумал, — сказал он, не понижая голоса. И с удовлетворением отметил, как вздрогнул и покосился на якобы спящую Вит. — Я с вами.
— Эри.
— …Хр-р…
— Эри, не притворяйся более живым, чем ты есть на самом деле. И можешь отключить похрапывание — оно неубедительно.
— Ну, знаешь! По-моему — так очень даже. И мне вполне подходит! Это, между прочим, твое собственное похрапывание, скопированное декаду назад. В точности. Мне даже не пришлось менять тембр!
— Эри, что случилось?
— Ничего! Просто сплю. Имею право! Я личность и существо в конце концов!
— Эри, я тебя слишком хорошо знаю. Так ты ведешь себя только в тех случаях, когда очень не хочешь чего-то делать.
Пауза. Довольно долгая. Потом, почти спокойно:
— Я не хочу писать отчет.
— Почему?
— Потому что не хочу писать правду. А соврать не смогу. Вернее, смогу, но… Понимаешь, я теперь знаю ответ. Тот самый. Но это не тот ответ, который нужен.
— Кому нужен?
— Им. Нам. Всем. Твой чертов Милтонс просто развлекался, писал эссе на отвлеченные морально-этические темы. Конструктами лингвистическими забавлялся. Играл, понимаешь. А мы все уши развесили. И какого хрена мне приспичило проводить этот хренов сравнительный анализ всех пятьсот сорока шести известных переводов?!
Пауза.
На этот раз — очень короткая.