– Не говори, чего не знаешь! – длинная морда Гидроса исказилась, глаза загорелись, дыхание его участилось, а сам он едва заметно затрясся.
– Триггерит? – нагло улыбнулась Мурси.
– Я слышу тебя, – пробулькал канцлер.
– Я не хотела брать новых бойцов, ты настоял на этом. Все задания я могла бы прекрасно выполнить и одна с Ванно. Но тебе же нужен контроль. Только ты не ожидал, что Разум столкнет меня именно с этими ребятами, не так ли? И сейчас, когда твой драгоценный Совет задумал новое, но не поставил в известность тебя, ты пришел к единственной, кто размотает этот клубок. Поэтому ты меня настоятельно рекомендовал?
– Вы прекрасно понимаете, что дело не в контроле! – закрыл свои глаза канцлер и сосредоточился на дыхании. – Это может грозить опасностью всем нам. Если в Совете сговор, то обязанность каждого вменяемого человека встать на защиту. От имени жителей СШГ я здесь. Нам нужна помощь.
– Как же нелегко тебе это говорить, да? А исполни я Предназначение, кому бы ты побежал жаловаться? – Мурси подняла руку и выпустила небольшой заряд под ноги канцлеру. – Поговорим о твоих грехах передо мной? Уверен ли ты, что имеешь право просить у меня помощи?
– Ты переходишь грань. Усмири свой гнев!
– Скажи прямо, всё ещё считаешь, что оставлять меня в живых - ошибка? Моё успешное существование - Путь Разума или досадное упущение с твоей стороны? Кто решает, каким должно быть Предназначение? Или ты никогда и не верил в Разум, а только лицемерно прикрывался благочестием? Ответьте мне, кто вершитель судеб в Галактике? Чем ты лучше любого йонгея?
– Усмири свой гнев! – упрямо повторил Гидрос.
Мурси теперь выглядела свирепо. Сжатая челюсть, лихорадочное дыхание. Она и не скрывала своего состояния, расхаживая по прямой вдоль стола, не отрывая своего враждебного взгляда от Гидроса. Но Морган с удивлением обнаружил, что на этот раз запах её совсем не изменился. Видимо, очередной спектакль для нового зрителя. Катар нахмурился, уж этому канцлеру свою помощь в защите он предлагать не будет, даже несмотря на Устав. Справится сам как-нибудь.
– Это ещё не гнев! Ты не видел меня в гневе, – капитан вновь направила руку на канцлера. Его туша начала медленно подниматься в воздух.
– О, о, – прошептал Ваццлав, и дернулся к дверям, на всякий случай.
– Будь хорошей девочкой, усмири свой гнев, – агрессивно бросил канцлер и разбил психооковы.
– Ты не можешь меня контролировать!
Иржи искоса поглядел на Ванно, но тот оставался невозмутим.
– Доверься мне и усмири свой гнев!
– Запомните канцлер, слова могут усмирить мой гнев, но в таком тоне вы не смеете со мной разговаривать! – властно сказал Мурси, беря себя в руки. – Я до поры к вам благосклонна, потому что от вас зависит жизнь моей подруги, но только и всего. Вы никогда не купите угрозами мою лояльность.
– Чем я могу купить вашу лояльность? – спокойно спросил, отряхиваясь, Гидрос, как будто бы только что ничего необычного не произошло.
– Я думаю, за спасение вашего драгоценного потомства достаточно будет дать моим ребятам какую-нибудь медаль, бумагу о подвигах и по пятьдесят косарей.
– Что? По двадцать пять.
– По тридцать, и я вам скажу всё что знаю.
– Идет, – нехотя согласился канцлер. – Тридцать тысяч кредиток каждому и официальное награждение за подвиг. Теперь расскажи мне, что ты узнала из сегодняшнего маскарада.
– Садитесь, канцлер, – дружелюбно предложила ему Мурси и сама устало погрузилась в кресло. – И для начала поведайте, кто в новом Совете знает про меня.
– Только я.
– Так и подумала. Брат Орехов, брат Бониати и Головач. Как они связаны?
– Никак. По крайней мере, мне это не известно.
– Это Орехов - нетерпеливый малый. Теперь мне понятна спешность Жовани, он копирует учителя. Второй брат, кажется Головач, он курировал лабораторию после взрыва?
– Да. Только прошу, внятней.
– Вспомните, что выкрикнул Орехов, отреагировав на холоизображение поверженных братьев. Не дал мне развить мысль, перебил. Только вот я спросила: «Действие ли это нового оружия», а он зачем-то выкрикнул: «Пока они не усовершенствовали». Понимаете, к чему я это?