– Нет, сэр, не в этом дело. Я прекрасно вижу вас насквозь, можете не притворяться. Ответьте прямо - какую ловушку вы расставляете Малышу?
– Морган? – Мурси вытаращилась на него. – Я сказала мальчику приятные вещи от всего сердца только потому, что именно так про него и думаю. Или мне нельзя говорить о команде хорошо? Я должна, по-вашему, всё время ворчать и пытаться всех переделать?
– А вы думаете, я пытаюсь вас переделать? – вдруг осознал Морган. – Нет, сэр. Вы всё превратно понимаете!
– А выглядит именно так. Впрочем, я примерно представляю, откуда ноги растут у ваших тенденций. И терпеливо жду, когда они уже отсохнут и сами отвалятся.
– Кто, сэр? – Моргана как всегда вогнали в ступор странные метафоры капитана.
– Ваши ноги, капрал, – беззлобно рассмеялась Мурси. – Проехали. Примите как данность одну простую вещь: я не вы. Если я вижу, что Клара, допустим, красавица, я это прямо и скажу. Если вижу, что Джимми здоровяк, так и скажу. Почему мне нельзя об этом говорить вслух?
– Я тоже всегда говорю только то, что вижу, – проворчал катар. – А я, сэр? Для вас импотент и зануда?
– Самокритично, – опять расхохоталась Мурси, но спохватилась и умолкла. Посмотрела на Моргана непривычно ласково, как никогда раньше, и уже гораздо тише произнесла: – Не бери в голову, мы же просто дурачились. Ты конечно бываешь нудный иногда, но не так шоб прям вешалка.
– Какая вешалка? – опешил катар.
– Ну, предположим, буквой Зю.
– Нет такой буквы, сэр!
– А ты вот во всех языках проверил?
– Я знаю в совершенстве пять языков, по одному из каждой галактической группы, и ещё о десятке имею общее представление.
– А я знаю тринадцать языков! – залихватски заявила капитан. – И это не считая древних наречий.
– Пиратский сленг не является отдельной группой языков, – усмехнулся Морган.
– Проч? Его таки треба хопить!
– Что? – мотнул головой катар.
– Ага! Не похопил то? И твой электронный переводчик не справился? А вот я понимаю, что говорю. Потому что это самый настоящий язык!
– Чушь! – рассмеялся Морган. – Вы просто говорите первые пришедшие на ум сочетания звуков и выдаете их с умным видом.
– О-о-о, – сморщила нос Мурси. – Это лучше, неж толкать прописные истины с тупым выражением на роже.
– Что вы себе позволяете, сэр! – тут же оскорбился катар.
– А чё? Канцлеры и так знают, шо я про них думаю.
– А! Я думал вы про меня, сэр, – смутился Морган.
– Нет, дорогой. Хочешь правду? Только чур без обид, лады? Я вот как на духу выложу тебе. Как ты там вждыцки выражаешься? Я лишь скажу то, что вижу, – попыталась передразнить его голос Мурси.
– Этого я как раз и добиваюсь от вас. А вы опять развели демагогию о вешалках и языках.
– Ты пугающе наблюдателен, вот что я смею тебе доложить. А еще склонен к аналитическому мышлению. Тебя мясом не корми, дай подумать над чем-нибудь. Оттого и фригиден. Тебя не интересуют плотские утехи, ведь настоящий экстаз ты получаешь только разгадав очередной ребус. И меня немного напрягает такое соседство, потому что невозможно проинтуичить, к каким выводам ты можешь прийти. Я очень люблю умных персон, но ненавижу, когда приходится иметь с ними дело.
– Вы бы предпочли круглых идиотов возле себя?
– Настолько круглых, чтобы и ухватиться было не за что.
– Бесспорно, отличная свита для принцессы абсурда!
– Ух ты! Так меня еще не называли. Принцесса абсурда, – просмаковала капитан, радостно улыбаясь. – Можно я запатентую?
– Что и требовалось доказать! Всё это только говорит о степени вашего тщеславия, сэр, – заключил Морган.
– Фуй! Вот я верила, что ты не безнадежен!
– Не та причина, сэр? – спохватился катар. – Я сказал сейчас глупость?
– Морган, ты уникум! – смешок Мурси перерос в затяжное зевание. – Но ты же в курсе, что принцессы абсурда обожают глупости. Особенно в два часа ночи, – и она опять громко и широко зевнула, не заботясь о прикрытии рта хотя бы рукой.
– Да, делать глупости, говорить глупости и вести себя глупо, – пробормотал Морган. – Простите, сэр. Конечно, нам обоим надо отдохнуть.