Первой воздух странствий в семье сына стала шумно и жадно вдыхать украинская теща, и как не пытался урезонить её русский муж-военнослужащий, она стояла насмерть, как Брестская крепость «Пусть хоть дочь с внуками как люди поживут, а там, глядишь и нас вызовут. Хоть какой толк ей с её жида будет, а то вон малохольный какой, ни денег заработать, ни в доме починить».
На все еврейские собрания теща бегала с завидным постоянством. Приходя к дочери деловито отчитывалась «Симкиного мужа знаешь? Ну, зубной техник. Так вот – уезжают!» Дальше следовал укоризненный взгляд на зятя и продолжение торжествующим голосом «Вот эти-то как раз могли бы и не сматывать, он-то при золотишке всегда, в коронки не доложит, а домой принесёт, Симка в лисьей шубе и при бриллиантах, как царица шамаханская». Дальше на кухонный стол торжественно выкладывались информационные листки о размере подъёмных и прочих правах новых репатриантов на исторической Родине. На Украине в то время было абсолютно безрадостно и дефицитно, поэтому теща была не прочь обхозяйствовать зятеву Родину.
Зять патриотических чувств не испытывал не к этой Родине, не к той и ему было всё равно. Уезжать особенно не хотелось, на старом месте было как-то привычней. За Израиль говорило то, что принеся в семейный бюджет репатрианские деньги он мог рассчитывать на то, что жена хоть ненадолго притупит свою пилу, и тещи рядом не будет, что тоже огромный плюс. К тому же по всему выходило, что там будет лучше его обожаемым мальчишкам. Всё остальное говорило против и остального тоже было не мало. Рассказывать жене и тёще о истинных причинах всего нежелания уезжать смысла не имело и он пошёл на хитрость «Не могу оставить престарелую мать». Бурча «Да когда ты о матери вообще вспоминал» жена с тёщей послали его в магазин и засели на военный совет. Сговориться с Фридой не представлялось возможным, тут требовался посредник, а кого старая послушает? Ответ напросился сам собой и в коалицию на дядиной кухне позвали Веру. Дядя в заговоре против матери не участвовал, но и баб не укоротил, ушёл в нейтралитет – с друзьями напоследок нарыбачиться, любимого пива попить (в Израиле такого не будет!) да по жёниному списку закупиться «на отъезд».
«Верунь, сама подумай, ты девка молодая, только жить начинаешь. Старая тебе бубнит всё время – туда не ходи, то не делай, домой – в десять. Это ж прям сталинизм какой-то. Всех парней от тебя распугает, чучело патлатое. И потом пенсия её по нынешнем временам смешная, а если завтра уроки давать не сможет? А если заболеет? Будет лежачей, а ты ей на лекарства работай да жопу мой, вот жизнь для девки!» — то стращали, то уговаривали бабы Веру. «А так уедет Фрида и ей там хорошо будет — государство позаботится, и тебе тут квартира двухкомнатная и полная свобода. Да при таком приданном никто и не спросит про мамку-папку, кому оно важно, если девка обеспеченная!». Вера как раз заканчивала восьмой класс и перспектива дальнейшей безнадзорности её вполне устраивала, но как сделать так, чтобы Фрида уехала одна, оставив её, Веру, в покое?
При очередном коалиционном собрании было решено пойти на военную хитрость – сказать Фриде, что она, Вера, о-очень хочет в Израиль, и жить они там будут вместе, и учиться Вера будет в университете, словом наобещать с три короба и уговорить Фриду поехать первой, квартиру снять, обустроится, чтобы девушке не хлебать иммигрантскую кашу а приехать на готовое. А она, мол, здесь пока десятилетку закончит и как раз года через два приедет в ВУЗ поступать.
Операция по уговариванию Фриды завершилась неожиданно быстро, по принципу «ах, обмануть меня не сложно, я сам обманываться рад». Пожилая женщина сама яркими красками раскрасила радужную картину Верочкиных израильских перспектив и беспокоилась только об одном, как бы там девочку в армию не забрали. «Девочка» между тем сноровисто упаковывала немудрёные фридины пожитки в баулы. Огромные клетчатые сумки дядина теща притащила аж из Киева, старалась в основном для дочери, но и старухи перепало, по-родственному. Фридин отъезд обставлялся куда скромнее, чем сыновний. Там огромными контейнерами посылали багаж – мебель, посуду, у торгашей купленные ковры и видеомагнитофон. Фриде же невестка обещала найти в Израиле на съем квартиру со всем необходимым. Впервые в жизни она с удовольствием называла свекровь мамой. «Вы, мама, о мебели не беспокойтесь. Мы же на несколько месяцев раньше Вашего приедем, всё для Вас сделаем. И жить мы, мама, будем по соседству, приглядим за Вами, пока Верочка не приедет.». Невестка чувствовала себя при этом великим стратегом, да и за обиды старые мстила. А мебель, это так, часть их с Веркой договоренности квартиру оставить со всем приданным.