Кровь бездумно гуляла в жилах молодого Гонфа, бурля счастьем и кружа ему голову, так что он прошелся колесом. Он поминутно вытаскивал из-под короткого плаща тростниковую флейту и дудел на ней — просто от беспричинного счастья жить на белом свете в такое прекрасное утро! С оглушительным ликующим воплем Гонф плюхнулся на заросшую травой кочку и замер. Пар тонким столбиком поднимался над его разгоряченным телом. Вверху белые облачка плыли по нежно-голубому небу, подгоняемые ветром. Гонф принялся мечтать, каково было бы полежать на маленьком пушистом облачке и поноситься туда-сюда в залитом солнцем небе.
— Ух, эх, э-ге-гей! Прочь с дороги, тучи! — Воришка вцепился в траву и раскачивался из стороны в сторону, полностью захваченный своей выдумкой.
Двух ласок в доспехах Котира Гонф заметил, когда бежать было уже поздно. Они стояли над ним — мрачные и готовые к действию.
Гонф беззастенчиво улыбнулся, понимая, что булькающие фляги с вином не утаишь:
— Привет, товарищи, я, видите, тут на облаке лечу…
Ласка, что была повыше, ткнула его древком копья.
— Пошевеливайся, вставай! Тебя в Котире ждут.
Гонф весело подмигнул в ответ:
— В Котире? Да неужели? Вот здорово! Слушайте, вы хорошие ребята, двигайте дальше. Скажите там, что сегодня я занят, а вот завтра загляну с утра пораньше.
Острие копья, приставленное к горлу Гонфа, не располагало к продолжению шуточек. Ласка, что поменьше, пнула Гонфа лапой:
— Вставай, вор. Теперь-то мы знаем, куда всю зиму исчезали лучшие сыры и ежевичное вино. Тебе придется поплатиться за кражи из Котира.
Гонф медленно поднялся. Положив лапку на свой тугой животик, он с невинным видом поглядывал то на одного стражника, то на другого.
— Я крал? Что вы, господа хорошие! Вы разве не знаете, что шеф-повар разрешил мне заимствовать из кладовой все, что мне захочется? Я даже собирался ответить любезностью на любезность и прислать ему несколько удачных кулинарных рецептов. Кажется, его стряпня оставляет желать лучшего…
Большая ласка невесело засмеялась:
— Знаешь что, вор? Шеф-повар лично поклялся содрать с тебя шкуру ржавым ножом, а что останется, поджарить на ужин.
Гонф кивнул с видом ценителя:
— Хорошая мысль… Надеюсь, он оставит немного и для меня… ой!
Подгоняемый то одним, то другим копьем, он зашагал со стражниками в сторону Котира.
Бледный луч солнца протиснулся между железными прутьями узкого окна под потолком. Влага капала со стен камеры. Изредка до пленника доносилась с равнины негромкая трель жаворонка. Мартин знал, что на воле наступает настоящая весна. Его лицо осунулось. Он сильно исхудал, но в глазах по-прежнему сверкал гнев воина.
Мартин встал и принялся шагать по камере. Рукоять меча болталась у него на шее; казалось, что она все тяжелеет со временем. Пятнадцать шагов, куда ни пойти — от двери до стены или от стены до стены, — все те же пятнадцать шагов. Уже много, много раз прошагал он так; дни складывались в недели, недели — в месяцы. Камера Джиндживера находилась слишком далеко, чтобы с ним можно было вести беседы, кроме того, это лишь попусту злило бы стражников. Когда Мартин пытался разговаривать с диким котом, чье имя было запрещено упоминать, они оставляли его без хлеба и воды. Теперь ему казалось, что о нем действительно забыли и ему так и придется умереть здесь, не дождавшись конца нового правления Цармины.
Мартин стоял в слабых лучах солнца, стараясь не думать о мире, где голубеет небо и цветут цветы.
— Давай-ка быстренько запихнем этого чертенка сюда. Меньше будет хлопот, если носить еду двоим сразу. Ой, моя лапа!
Погрузившись в свои мысли, Мартин не услышал, как к двери камеры подошли стражники. Они привели еще одного пленника.
— Ой-ой-ой! Пусти ухо, злодей. Открывай быстрей, пока он мне ухо напрочь не отгрыз!
— Ухх… Он меня укусил! Держи его, пока я ключ ищу!
Когда ключ повернулся в замке, крики и шум борьбы стали еще громче. Мартин подбежал к двери, но новенький тут же сбил его с ног, стремительно ввалившись в приоткрытую дверь. Они вместе упали на пол, а дверь камеры с грохотом захлопнулась. Оба пленника так и лежали на полу, не шевелясь, пока шаги удалявшейся стражи не затихли в коридоре.