–Целы? Ох, какое вы дурачьё!
Я бегу третьим. Кросс, пять километров. Руки согнуты, дыхалка в порядке, с каждым шагом все меньше и меньше чувствую ноги. Подъем. Моросит мелкий противный дождь, бежать все тяжелее, и предательская мыслишка остановиться, бросить, отдохнуть шевелится как червяк, выползая на поверхность. Раз, раз, раз! Я не могу быть сегодня третьим. Я вообще не могу, быть не первым. За подъёмом, еще подъем и с поворотом. Трасса проложена в парке, дорожки утрамбованы отсевом, хорошо, что в дождь не пылит. Темп, темп, темп! Сразу за подъемом, дорожка разворачивается и идет мимо старой эстрады – длинный прямой участок, и я сразу вижу кто бежит впереди меня: 11 номер – это Аранин из первой роты. Я его знаю, он крупнее, больше, ему тяжелее бежать. Не смотреть, не ловить его ритм, у меня свой. На прямой легче, и я сокращаю дистанцию не ломая темпа, еще и ещё. Сосну у поворота мы проходим уже друг за другом. Я сел ему на хвост и чуть экономлю силы, мне слышно, как шумно он дышит, фыркает и отплевывается словно тюлень. Еще подъем, это то что надо. Я выхожу из засады и спокойно обгоняю Аранина, тот явно просел на подъеме и сбавил темп. Не оглядываюсь, я знаю, он отстанет и уже не опасен. Сердце работает как мотор, чувствую, как в унисон ложатся его удары и ритм бега. Выпуск из училища ещё только следующей весной, но все решается уже сейчас. Телеграмма о смерти матери пришла за день до похорон. Я стоял тогда в кабинете начальника учебной части и слушал как мне читают ее вслух. А на завтра должна была приехать комиссия из Звездного. Сейчас, конечно, никуда не возьмут, но запомнят. Запишут в компьютеры, запишут в записные книжки. А матери я уже ничем не мог помочь. И еще, мне страшно было её увидеть такую. Наверное, она бы меня поняла, а может быть и нет. Ночью я лежал с открытыми глазами в казарме и вспоминал, как она тогда еще здоровая и такая красивая улыбалась и показывала мне как шить на машинке. Я не поехал на похороны.
На комиссии, высокий пожилой и седой мужчина в костюме улыбаясь спросил:
– Зачем вам космос, молодой человек?
Я не мог ответить ему правду, и уверенно отбарабанил:
– Хочу быть первым.
– Но космос давно освоен, сейчас это работа, требующая в равной мере интеллекта, здоровья, практических навыков, – продолжал мягко нажимать седой, – многие виды работ можно вообще делать без участия человека, и в большей мере космонавтика – это изучение влияния космоса на человека.
Я внимательно посмотрел на него и ответил:
–Космос всегда будет требовать себе первых, потому что это не земля и невозможно предсказать какие навыки и силы потребуются от экипажа.
После комиссии начальник учебки отвел меня в сторону и спросил:
–Знаешь, с кем ты разговаривал?
–Нет, – честно ответил я.
– Это Феоктистов, что такое космос он в курсе.
Нельзя слишком загружать себя мыслями, потому что сейчас главное – это победа. А ее пока нет, дождь усиливается. У одинокой сосны на отметке «4 км.» в плащ палатке стоит старшина с секундомером.
– Суржиков! – Кричит он, это моя фамилия такая, – Бежишь на первый разряд! 12-42! Давай, держать темп!
Я вываливаюсь на спуск, длинный и пологий, отсев переходит в гравий, и вот уже ворота стадиона – рукой подать. На мутном фоне дождевого тумана, видно уже девятку между лопаток на спине у Иванова, он идет первым, до него метров сорок. Много. Но меня уже нет, за меня работает воля. И ему тяжелее, он много грохнул сил на старте, поди язык на плече. Воля! И уже бегу все быстрее и быстрее. Иванов оглядывается, это он зря. Ворота мы проходим в пяти метрах. Он пытается оторваться, но я уже в воздушном коридоре, у него за спиной и мне легче. Весь длинный поворот мы проходим по внутренней бровке вплотную. Он сильный бегун и буквально тащит меня к финишу. Если бы у него еще остался резерв я бы проиграл, но резерва нет. Последний прямой участок и я выхожу из засады. Дыхалка уже все, но я бегу мощно, ровно сейчас уже решают только мышцы, корпус входит во влажный воздух как нож. Финиш!
–Сур-жи-ков! – Скандирует вторая рота. Я-первый!
Нина стоит у окна. Мне нравится смотреть на ее силуэт на фоне ночного неба, в комнате темно, тихо играет музыка. Девушка поправляет рукой длинные волнистые волосы:
– Может тебе не ездить? –робко спрашивает она с надеждой.
– Ты же знаешь, я не могу не ехать, – мягко объясняю я в десятый раз, – Это приказ.
– Это опасно?
– Я летчик, у меня такая работа, – встаю с дивана, подхожу к ней и обнимаю сзади. Волосы у нее шелковистые я прикасаюсь к ним щекой, они пахнут мылом и мамой. Я вижу, как на виске у нее тонко пульсирует синяя жилка.