Николай находил временную работу и с утра до ночи вкалывал, чтобы прокормить семью. Он часто виделся со своим другом - Серегой Резаком и они, сидя на крылечке барака, обсуждали какие - то вопросы. Анна иногда наблюдала за ними и не могла понять, почему ее муж и крестный отец Алешки о чем - то горячо спорят.
Николай, иногда поглядывая за другом Сережкой, ловил его взгляды, направленные на Анну. Коля понимал, что его жена нравится Резаку, но Сергей никогда, даже при сильной пьянке не затрагивал эту тему. Вот так и жили два друга, в ожидании чего - то непредсказуемого, и каждый понимал, что рано или поздно в их дом снова постучится беда, и она таилась, ждала, когда подвернется удобный для этого момент.
Однажды, в воскресный день к бараку подъехал "воронок", из него вышли сотрудники милиции и направились к квартире, где проживала семья Борисовых. Резак заметил в окно, как "легавые" вошли в двери к другу Кольке и понял, что его забирают и возможно надолго. Коля, словно ждал их прихода, молча оделся, взял старый чемоданчик с вещами, обнял, поцеловал жену Аннушку и маленького сына. Под конвоем вышел на улицу, где уже собрались любопытные соседи. Аня стояла на крыльце и, зажав в одной руке платок, утирала неудержимые слезы, а другой рукой прижимала к себе сына. С горечью в сердце и с мокрыми от слез глазами, провожала она до "воронка" родного человека. Алешка не мог тогда еще знать, на какой срок покидает их отец, но Аня знала точно - не на один год. Николай, перед тем, как запрыгнуть внутрь фургона, обернулся и улыбнулся. Вот таким она запомнила его на долгие годы: добрым, молодым и с прощальной улыбкой на губах.
Прошли годы. В стране к власти пришел Хрущев, народ стал ощущать политическую оттепель. Много людей было реабилитировано после Сталинских репрессий, но были и такие, кого государственная рука продолжала удерживать в лагерях, в их число попал и Николай Борисов.
Алешка рос и с утра до вечера носился с ребятами по улицам, благо из соседних бараков собиралось много мальчишек и девчонок. Ему было невдомек, почему мама, уткнувшись в подушку, часто плачет ночами. Разве подрастающий мальчишка мог понять, почему отца, которого он не помнит, так не любит существующая власть и при удобном случае отрывает от родной семьи и закрывает на долгие годы в лагеря. Но зато мама часто рассказывала, как он воевал на фронте, как его ранило, и Алешка гордился своим отцом, хотя совсем его не помнил. Открывая старенький шифоньер, он бережно трогал орден "Красной звезды" и медаль, висевших на лацкане пиджака. С интересом рассматривал пулю, которой по рассказу мамы, отец был ранен на фронте.
Тянулись долгие дни, месяцы, годы ожидания. Письма от Николая приходили редко, и Аня с надеждой выглядывала в окно, когда же почтальон пройдет мимо, но увидев в очередной раз, как он мотает головой, тягостно вздыхала, садилась на стул и, прижав руку к глазам, не могла унять слезы.
Алеша, заметив тоскливые и заплаканные глаза матери, подошел и, прижавшись к ее плечу, тихо успокаивал:
- Мам, завтра придет письмо. Вот увидишь, с папкой все хорошо, не переживай, мам.
Аня, обняв сына, успокоилась и взглянув в его глаза, сказала:
- Да - да, сынок, как любил шутить наш папка, чернила не успевают высыхать, потому так долго идут до нас письма.
- Мам, а когда мы к нему поедем?
- Как только разрешат свидание. Вот поднакопим денег, дождемся письма и поедем к твоему папке.
Шли дни, она жила от письма до письма. Дождливая, серая осень, менялась зимой, затем приходила долгожданная весна, наполненная душистыми запахами сирени, врывающимися в открытые створки окна.
Сергей Резак, со стороны своего барака часто видел, как Анна, стояла у открытого окна и, устремив свой тоскливый взгляд, высматривала кого-то на улице. Резак тяжело вздыхал: он знал, кому предназначен этот взгляд, полный любви и отчаяния.
Осознавал Сергей Резаков, что стал вести себя мудрее. Раньше случалось, сделал дело, спустил деньги и по новой, жил от одной кражи к другой. А теперь осторожнее заводил знакомства, с кем попало, на дело не шел. Правда, катал (играл в карты) в картишки, и когда удавалось срубить крупный банк, вот кураж! Мог собрать друзей, подруг и оторваться по полной. Соседи тогда догадывались, Резаку фарт идет или его дружок освободился и на радостях они устроили пир на всю Черную улицу.
Весной, когда бараки утопали в вишневом цвету, когда девушки и парни собирались на лавочках под окнами, допоздна звучали песни под гитару или аккордеон. За листвой скрывались молодые парочки, откуда доносились шепот или причмокивания от сладостных поцелуев. Аня с легкой улыбкой порой смотрела, как Резаков чудит, весело балагурит и шутит, пощипывая девушек, привлекает их своими песнями.
Сын Алешка любил его за доброту, за дерзость, за умение находить подход к ребятне. Если Резак в куражах, то никогда не обделял ребятишек вниманием, всегда преподносил сладости или какие-нибудь игрушки. Однажды, играя во дворе в футбол, пацаны пустили мяч в соседский огород к сварливому мужику. Он не раз ругал ребятню, что пропорет вилами мяч, вот и на этот раз мальчишки упрашивали ворчливого дядьку, отдать мяч.
- Все, доигрались сорванцы, все грядки мне своим мячом помяли. Больше не увидите его.
- Дядь, ну пожалуйста - а, - упрашивали они соседа, - мы больше не будем.
- Нет, я сказал, ищите другое место для игры.
- Это, Миха, - раздался знакомый голос, - Резак подошел к штакетнику, - мяч пацанам верни.
- Серега, не встревай, они мне все грядки испортили.
Резак достал из кармана шкар (штаны, брюки) денежную купюру и, протянув ее Михаилу, сказал:
- Это тебе за издержки, покроешь свои убытки.
- Я сказал - нет!
- Слышь, ты, чморина, если ты в неладах с мужиками живешь, так не спускай свою злость на пацанов. Не отдашь мяч, башку твою сорву и отдам пацанам, чтобы они ее гоняли вместо мяча, - пригрозил Резак.
Сосед нахмурился и, опасаясь, что Резак исполнит свою угрозу, бросил мяч за штакетник. Серегу многие из соседей побаивались за его крутой нрав. Никто не сомневался, если Резак достанет из-за голенища сапога финку, то может довести дело до конца, потому старались не перечить жигану. Лешка с благодарностью взглянул на Резака.
- Если что, крестник, обращайся. Кто из взрослых обидит, сразу мне говори, не жди. Я батьке твоему обещал, что с тобой все будет в порядке.
- Ладно, дядь Сереж,- согласно кивнул Алешка.
- Я тебе сколько раз говорил, я твой крестный, называй меня просто - Серега, ты же знаешь, я не люблю этих - дядя... тетя... Понял, Леха, чтобы я не слышал от тебя, что ты называешь меня дядей.
Улыбнувшись, Лешка еще раз кивнул и рванулся к группе пацанов, нетерпеливо ожидающих его, чтобы погонять мяч.
Резак любил "погарцевать" по Юному городку, оденет хромовые прохаря (сапоги), приспустит их гармошкой и пошел по улице. Черные: лепеха (костюм) и шкары сидели на нем, как на манекене. Прищурит дерзко взгляд и, наигрывая на гитаре, собирает толпу парней и девчонок. Но, пожалуй, самым любимым занятием для Резака, была игра на аккордеоне. Сядет на крыльцо, растянет меха и польется задорное танго "Брызги шампанского", которое плавно переходит в "Амурские волны" или необычайные французские мелодии. Вот тогда во дворе его барака собиралась не только молодежь, но и взрослые и даже старики. Приходила Анна и слушала, как Резак виртуозно исполняет музыку. Он закрывал глаза и, слегка наклонив голову, плыл вместе с мелодией. Казалось, не его руки исполняют шедевры, а кто-то другой манипулирует клавишами. Потом поступают частные заявки и пожилые люди, поблагодарив Сергея, расходятся по своим дворам. Над бараками и улицей до поздней ночи раздаются задорные песни: от уркаганских, содержащих блатные слова, до тоскливых, мучительно входящих в сознание, песен. Аня всегда ждала этого момента и, представив, как ее любимый Коля сейчас тоскует, стояла со слезами на глазах и слушала вкрадчивый голос Сергея. Резак понимал ее состояние и вкладывал в слова и голос такие нотки, что они брали за живое. Только через изумительную мелодию, красиво произнесенные слова, можно донести до сердца этой женщины, как ее любят двое мужчин на свете - это ее муж Николай и он - Серега Резак.