Тёща позвонила ближе к вечеру. Дрожащим голосом сказала, что пока изменений нет и точного диагноза тоже. Перфилов уже собрался повесить трубку, но Петровна (покойная супруга так любовно называла свою маму) порывисто заговорила:
― Витенька, ты только выслушай, не психуй... Помнишь, я тебе давно говорила... Женщина есть. Сильная. Знахарка вроде... Вот съездил бы ты, не так уж и далеко. Что врачи? Они делают, что могут, но не всесильны они, а тут Маришенька наша... Не знают они, что с ней. А эта женщина... Вдруг подскажет что, посоветует...
Перфилов напрягся:
― Петровна, это бред. А сами почему не съездили?
― Да была я. Была два раза, ещё как Валечку схоронили, да не застала её, телефона ведь нет, только адрес. Соседи сказали, что да, живёт такая, да застать её трудно... Это ведь ради девочки нашей, Витенька... ― она заплакала, всхлипывая в трубку, ― вдруг тебе повезёт...
Перфилов нащупал карандаш у телефона:
― Диктуйте адрес.
У колеса сидел кот. Перфилов его бы и не заметил, но громкое мяуканье заставило наклониться:
― Брысь отсюда!
Кот не среагировал, продолжая таращиться зелёными глазищами. Зверь был худой и облезлый: грязная, сваляная в клочья шерсть, гниющие ноздри и неприятно-сиплое дыхание.
― Нашёл место! Проваливай, а то раздавлю! ― Перфилов только было занёс ногу, дабы отогнать противное животное, как кот напрягся, зловеще сверкнул глазищами и резко отпрыгнул в сторону. ― Вот и молодец, блохастый...
Доехал Перфилов быстро. Сотня километров не расстояние. Да и посёлок оказался не какой-то зачахлой деревушкой, а вполне приличным агрогородком с двух-, трёх- и четырёхэтажными домиками, весёлыми детскими площадками, магазинами и приличными дорогами. «Наверно, я хотел увидеть хутор или избушку на курьих ножках...» ― Перфилов хмыкнул и заглянул в бумажку с адресом. Всё правильно. Крашеный свежей бежевой краской подъезд, чистые лестницы, пластиковые окна, металлическая дверь на третьем этаже, очень приличная, кстати, не из дешёвых. Звонок, правда, не работает... Он нажал раз, два, потом ещё и сильнее ― ничего, огляделся. Три квартиры на площадке, у порогов одинаковые коврики: «Может соседям позвонить? А что сказать?»
В этот момент послышались шаги и провороты замка ― дверь открылась.
― Здравствуйте, я... ― Перфилов завис на несколько секунд, обозревая хозяйку. Красивая женщина, ухоженная, с модной ассиметричной стрижкой. Возраст, правда, определить трудно, можно дать и тридцать лет, а можно и все пятьдесят. ― Людмила?
― Да.
Перфилов только подался вперёд, как женщина резко выставила ладонь:
― Нет. Вам нельзя входить.
― Простите... Я... Вот адрес дали, ― Перфилов повертел в пальцах бумажку, ― нужна ваша помощь... наверно...
― Я не могу вам помочь, ― тон хозяйки был непреклонен, ― и никто не сможет. У вас тень.
― Что?!
― Уходите, ― женщина отступила вглубь квартиры, пытаясь закрыть дверь.
― Нет, так не пойдёт! ― Перфилов выставил ногу и навалился всем весом, ― моя дочь в реанимации, и врачи не знают, что с ней! Вы должны помочь!
― Я вам ничего не должна! ― женщина вцепилась в косяк, пытаясь не пропустить Перфилова внутрь, их руки соприкоснулись, и её лицо вдруг начало принимать какое-то странное, словно искажённое судорогой, выражение. Перфилов отпрянул, а она быстро-быстро заговорила: ― Много могил вокруг тебя, Виктор, последние две женские, любимые, ищи кота, не найдёшь ― всех в сыру землю положишь! ― отпихнув, впавшего в ступор Перфилова, модная знахарка громко лязгнула дверью.
Всю обратную дорогу Перфилов прокручивал в голове странную и даже пугающую встречу. Как она узнала?! Его имя, он ведь так и не успел представиться?! А могилы? Жена, через год любовница... И ведь, правда, любимые... Бросить ни одну он так и не решился, так и мучил обеих. А раньше? Что было раньше?! Она сказала много могил... Быть может, наверно... Как-то не задумывался об этом. Но если поразмыслить... Самая первая трагедия в семье ― смерть младшего брата, несчастный случай, утонул в карьере, когда учился на третьем курсе, хотел подработать в стройотряде, пошли купаться и всё... Перфилов очень его любил. Потом мать, правда, она долго болела. Года через три отец ― обширный инфаркт. Потом жена ― онкология, но тут он, конечно, винил только себя. И Люба. «...Если и Маришка, не приведи, господи... то и мне туда дорога...»