— Привет! — с улыбкой обратился я сразу ко всем. — Утро какое сегодня чудесное. Давно не было такого красивого и нежного восхода. Я уже соскучился и счастлив всех повидать вновь.
— Да, в нашем мире Аврора выглядит совсем иначе, — задумчиво сказал отец. — Спокойно чайку попить не удается. Поэтому мы и решили собраться на даче, чтобы посмотреть, как же ты теперь живешь.
— Да, Боренька, — промолвила мама. — Годы бегут. Давненько мы здесь не были. Я рада, что вы с Лялей (так зовут домашние и друзья мою жену) теперь постоянно, и летом, и зимой, живете за городом. Значит, не зря мы строили этот домик и сажали яблони. Какже здесь хорошо, — вздохнула она и смахнула слезу.
— Да что ты, мам, расстраиваешься, — заметил брат. — Радоваться надо, что Боря еще здесь, а не с нами. Придет час, и он придет. По мне, так лучше всего быть вместе душой, а где — вопрос второстепенный.
— Верно, Юр, говоришь. Очень верно, — поддержал я его мысль. — Мы и в самом деле неразлучны. Вон твои книги на полке, мы их перечитываем с удовольствием. И картины твои висят. И скульптуры. И песенки поем. Даже соблазнительные «нюшечки», которых ты когда-то писал акварелью на газетных листах, нашли приют в моем чердачном кабинете. Сейчас они временно висят в мастерской Коли Си-лиса. Скоро вернутся на чердак
— Это, Борь, поверь, согревает мою душу, тем более что в наших краях весьма прохладно. Когда я вспоминаю о всех, с кем расстался уже двенадцать лет назад, становится как-то теплее. Печаль уходит, уступая место покою. Здесь мы тоже общаемся между собой, но совсем не так, как прежде, в земной жизни. Не хватает обычных плотских чувств, живости, куража. Недавно мы с Лемпортом хотели было заняться резьбой, да не нашли хорошего дерева. Взяли гитару, но аккорды многие позабыли. В общем, как ни крути, что-то не заладилось. Ну ничего, все образуется. А ты-то как? Чем занимаешься? Что сумел сделать за эти годы?
— Да, да, — поддержали его родители, — нам очень интересно узнать обо всем, что творится теперь в России. Здесь информации о земных делах крайне мало, ибо вновь прибывающие почти сразу же теряют память и толком ни о чем рассказать не могут. Недаром этот мир зовется «страной забвения».
— Да и мы здесь тоже многое, даже самое хорошее, забываем, как будто его и не было, — вмешался я в разговор. — Упомнить все вообще невозможно, но мы вас любим и потому навсегда сохраним в сердце.
Мы еще немного поговорили на эту тему, а потом я кратко рассказал о своей работе, обрисовал обстановку в стране, поведал кое-что о жизни общих друзей и знакомых.
О пакибытии расспрашивать постеснялся. То ли почувствовал, что родным будет как-то неприятно, то ли просто стушевался, не зная, что и спросить.
— Борь, а может, прокатимся на велосипедах по знакомым местам? — предложил Юрка.
Я тут же согласился, и мы вышли из-за стола. В сарае стояли старые велосипеды, но оказалось, что у одного задняя шина спущена. Насоса, конечно, не нашлось. Мы пошли пешком. Что может быть лучше и приятнее прогулки на рассвете? Только вечернее чаепитие у костерка, чем мы регулярно занимались в прежние времена.
Мы медленно шли по лесу, подошли к реке, посидели на берегу недалеко от церкви. Туман плыл по пойме, превращая кусты в огромных таинственных великанов. Дух пробуждающейся земли окутывал нас своим вечно юным теплом. Я чувствовал, как радовался Юра, вновь оказавшись в объятиях любимой им природы. Он подходил к деревьям, нюхал листочки, обнимал стволы. Нагибался к цветам и прислушивался к щебетанью пробуждающихся птиц. Юра любил природу, одушевляя ее, как самый настоящий язычник. Можно сказать, что весь его талант был природным в прямом и переносном смысле слова. Мы говорили о чем-то или сидели молча, прислушиваясь к своему внутреннему голосу. И вновь становились мальчишками с самодельными удочками и куском черняшки в карманах. Здесь, на реке Клязьме, когда-то мы ловили пескарей, ходили на стадион «Спартак», где играли вторые составы столичных футбольных команд (это станция Тарасовка Ярославской железной дороги).