— Неплохая идея, лейтенант, а я постараюсь снова уснуть.
— Действительно, а то эти японцы на пижаме уж больно расстроились. — Я встал и направился к двери. — Какие отношения у вас с Бруно? — спросил я, обернувшись.
— Чисто деловые, — ответила она. — Он увлекается икебаной, лейтенант.
— Что ж, поверю, — вежливо сказал я. — Так вы сказали, в номере на верхнем этаже?
— Да, — она кивнула. — Только смотрите, как бы Пруденс не включила вас в свою коллекцию, лейтенант!
— Какую коллекцию?
— Потом узнаете!
Рядом с дверью восседал огромный бронзовый Будда. Я задержался около него и потер его пальцем по животу.
— По-моему, тебе пора сесть на диету, дружок.
Я вышел в коридор и направился к лифту. Через полминуты я стоял у номера Пруденс. Я постучал в дверь — открыли почти сразу. Передо мной стояла прелестная брюнетка. Мы посмотрели друг на друга с обоюдным интересом.
— Я вас где-то уже встречал раньше, — сказал я. Ее пухлые губки скривились в улыбке.
— Очень оригинально, вы что-нибудь продаете? — спросила она сухим голосом.
Это задело меня.
— Сегодня ночью я видел вас среди толпы зевак на телестудии, — сказал я. — Вы, должно быть, Пруденс Калторп?
— Может быть, — ответила она. — Но я ничего не покупаю.
— Лейтенант Уиллер, — сказал я. — Из службы шерифа.
— Очень мило, — ехидно произнесла она. — Не торчи на улице под дождем, лейтенант. А то еще простынешь. — Она начала закрывать дверь, но не успела, я всунул ногу между дверью и косяком.
Она пожала плечами.
— Что ж, заходи. — Я прошел за ней в номер. Мы остановились у бара с напитками на любой вкус. — Что будешь нить, лейтенант? — спросила она.
— Виски со льдом и содовой, — ответил я.
Я наблюдал за тем, как она разливала виски. Ее темные волосы мягкими волнами падали на шею. Лицо умное, почти красавицы, но холодные зеленые глаза не вязались с ее пухлыми нежными губами. На ней была надета черная шелковая рубашка поверх белых брючек. Фигура у нее была что надо, даже получше, чем у ее сестры-близняшки. Под рубашкой очерчивались груди.
— Я только что говорил с вашей сестрой, — сказал я.
— И малышка Пенни не сказала обо мне ничего хорошего, — равнодушно произнесла она. — Почему бы нам не присесть, лейтенант? Вон на ту софу. Я принесу стакан, располагайтесь поудобнее.
Мы уселись на софу, она протянула мне виски.
— Насколько я догадываюсь, ты собираешься задать мне несколько вопросов, лейтенант? Хочешь удивить меня? Ну, например, знала ли я умершего? — Она усмехнулась. — Конечно, знала, это бывший муж Пенни. Ничтожество по имени Хауи Дейвис, у которого было два источника дохода — теннис и маленькая дурочка, моя богатая сестричка. Почему я ничего не сказала ночью? Все очень просто, лейтенант. Ты не спрашивал.
— А почему вы решили, что я буду задавать эти вопросы?
— Женская интуиция, — ответила она. — Кроме того, так или иначе все это будет в утренних газетах.
— Они еще не поступили в продажу…
— Опять женская интуиция. — Она лениво улыбнулась. — К тому же я позвонила им и все рассказала.
Я отпил немного виски.
— Не хотелось бы быть навязчивым, — сказал я. — Но Хауи убили, а я полицейский. Вы можете навлечь на себя много неприятностей, поступая подобным образом.
— Теперь хочешь запугать меня, — сказала она. — Ну, что ты сделаешь, лейтенант? Наденешь на меня наручники, отведешь в участок и изобьешь резиновой дубинкой?
— Это вовсе не смешно.
— Может быть, — едко ответила она. — Пока не видно кровоподтеков.
Я отпил еще немного виски и посмотрел на нее.
— Много слышал о сестрах Калторп, но до сегодняшней ночи мне не приходилось иметь с ними дело, — сказал я. — Что вы можете о них рассказать?
— Ты уже видел Пенни, — ответила она. — Она раздевалась для тебя?
— Да что-то не заметил. — Я чуть помедлил. — Уверен, я бы обратил внимание.
— Ты бы долго не продержался, — самодовольно сказала она. — Пенни слишком много пьет, слишком быстро водит машину и раздевается тотчас, стоит ей только увидеть поблизости мужчину. Сейчас она помешана на всем восточном. Может, тут ты не проходишь, лейтенант?
— Мы говорили о недостатках семьи Калторп, не забыли?
— Ах, да. Наш отец умер чуть больше года назад. Наследство было поделено на две равные части, без каких-либо условий. Пенни — глупая кукла с претензией на то, чтобы стать актрисой, но таланта у нее ни на грош. Единственно разумное из всего, что она сделала, это то, что она избавилась от Хауи Дейвиса, не заплатив ему ни цента.
— Все это касается Пенни, — сказал я. — А как насчет Пруденс?
— Боюсь, тебе придется спросить о ней у Пенни, — она улыбнулась. — Я могу быть необъективной.
— Пенни говорит, что не видела Хауи со дня их развода, — сказал я. — А вы видели его с тех пор?
— Нет, — она решительно покачала головой. — Зачем? Пенни сказала, что он неплох на корте, но в постели он ничтожество.
— У кого мог быть мотив для его убийства?
— Может, у самой Пенни, — ответила она. — Она достаточно глупа, чтобы вытворить что-нибудь подобное. Кроме нее вроде некому. Такие, как Хауи, не стоят того, чтобы их убивали. Кстати, не пойти ли тебе куда-нибудь в другое место? — холодно спросила она. — Виски ты уже допил, больше я тебе не налью. К тому же, ты начинаешь мне надоедать, лейтенант.
— Намек понял, — ответил я. — Ладно, ухожу. Я встал и посмотрел на нее с сожалением.
— На сестер Калторп я не произвел желаемого впечатления, — заметил я. — Пенни не разделась, а вы даже не предложили осмотреть свою коллекцию.
В ее глазах блеснул огонек.
— Наверное, Пенни наболтала? Что еще она успела рассказать?
— Больше ничего, просто сказала, чтобы я остерегался и не попал в вашу коллекцию, но не сказала, какую. Случайно, не мужчин? Отрубаете им головы и украшаете ими стены, как это делают бывалые охотники?
— В таком случае мне бы пришлось купить целый дворец, чтобы хватило стен, — беспечно ответила она. — Моя коллекция более интересная, лейтенант. Разумеется, с собой в дорогу я беру только малую ее часть. Хочешь взглянуть?
— С удовольствием, — сказал я. — Всегда терялся в догадках, на что тратят деньги такие богатые люди, как вы, кроме того, что покупают на них других людей.
Пруденс Калторп провела меня в спальню. Она была обставлена так же безлико, как и десять миллионов других спален в отелях по всей стране. Но так как это был фешенебельный номер, то мебель не была разрозненной, да и Пруденс украсила ее немного — на кровати валялись ее черные кружевные трусики и бюстгальтер, в изголовье стоял человеческий череп с небрежно наброшенной на него накидкой из норки.
На бюро стояли в ряд четыре сморщенные головы, похожие на инспекторов подоходных налогов, а рядом с ними какой-то старый кирпич с почти выцветшим знаком. Знак был нарисован красной краской. И завершала картину сморщенная мумифицированная рука, больше похожая на клешню, потому что выглядывала из складки какого-то потертого старого черного платья, которое висело у зеркала.
— Ну, что, нравится? — спросила Пруденс.
— Где вы все это прикупили? — спросил я. — В каком-нибудь магазине игрушек на Бродвее?
Она вспыхнула:
— Головы настоящие, малыш, не хуже твоей! Череп принадлежал Мэри Майлз, которую сожгли на костре за то, что она была ведьмой. Это было в 1692 году. Рука принадлежала Кубла-Хану [1] , а, может, и не ему, но она очень дорогая. Платье настоящее, с пятнами крови, его надевала Лиззи Борден. Конечно, — задумчиво добавила она, — тот, кто продавал мне его, не мог поклясться, что это действительно кровь, но я отдавала платье на экспертизу, пятна настоящие.
— А как насчет кирпича со знаком «Спаси нас, Бог»? — поинтересовался я.
В глазах ее появилось ясное удивление.
— Не думала, что ты знаешь, лейтенант.
— Три года я провел в Лондоне, был в армейской разведке, — сказал я. — Я видел этот знак пару раз на руинах в Берлине сразу после окончания войны.