— Знаю-знаю, — перебил он, но уже мягче, ибо ее беззастенчивая лесть успокоила расстроенные нервы. — Но у меня слишком много врагов… и ты тоже смотрела недоброжелательно… Нельзя позволить, чтобы враги проведали о нашей встрече.
— Клянусь тебе, могущественный господин, что твоя служанка будет беспрекословно тебе повиноваться.
— Вот и хорошо, — сухо обронил он. — Но твои адепты склонны к болтовне. Я не позволю трепать свое имя ради прославления твоей некромантии.
— Твое имя для моих слуг священно, — заверила старуха. — Так же священно, как твоя особа. Ты возродил истинную веру, ты защитник правого дела и верховный жрец новой религии. Мы всего лишь твои слуги и служанки, истово верующие.
Вся эта белиберда была благовонным бальзамом для безграничного тщеславия деспота. Его нетерпение исчезло вместе с мимолетным ужасом. Он стал добродушным и снисходительным.
Наконец старая колдунья так низко поклонилась, что почти распростерлась перед ним и, сжимая морщинистые руки, почтительно произнесла:
— Во имя твое, Франции, всего мира я умоляю тебя выслушать то, что открыли мне сегодня духи. Берегись опасности, грозящей тебе от Алого Первоцвета. Пусть твой могучий ум придумает средство уничтожить его. Не отказывайся от помощи женщины, поскольку духи объявили, что именно через нее придет твое спасение. Помни! Помни! — повторяла она с возрастающей серьезностью. — Когда-то женщина спасла целый мир. Женщина раздавила ногой змея! Пусть теперь женщина раздавит Алый Первоцвет. Помни!!
Она стала целовать его ноги, и он, в слепоте самомнения не замечая глупости этого фетишизма и собственного к нему отношения, поднял руку над головой, словно в благословении…
И без единого слова повернулся, чтобы уйти. Молодой негр принес ему плащ и шляпу. Он поплотнее завернулся в плащ, надвинул шляпу на глаза в надежде остаться неузнанным и твердым шагом удалился.
Старая ведьма немного подождала, напрягая слух, чтобы уловить эхо последних шагов, после чего несколькими резкими словами и хлопком в ладоши отпустила служанок и негра. Девушки моментально превратились из жриц в обычных людей, широко зевнули и грациозными движениями поднялись с пола. Смеясь и треща, как выпущенные из клетки сороки, они поспешно выбежали через дверь в глубине комнаты.
Старуха снова стала ждать, безмолвно и неподвижно, пока все вновь не стало тихо. Только тогда она подошла к возвышению и откинула штору.
— Гражданин Шовелен! — властно окликнула она.
Из полутьмы выступил маленький тщедушный человек, одетый в черное. Единственными светлыми пятнами, несколько смягчавшими суровость облика, были волосы неопределенно-светлого оттенка и помятая сорочка.
— Ну? — сухо осведомился он.
— Удовлетворены? — нетерпеливо выпалила женщина. — Слышали, что я сказала?
— Слышал. Думаете, он последует совету?
— Уверена.
— Но почему прямо не назвать Терезу Кабаррюс? Тогда я по крайней мере мог быть уверен.
— Он мог испугаться, услышав истинное имя. Заподозрить меня в интриганстве. А мне нужно думать о своей репутации. Но помните, что я сказала: «Высокая и прекрасная… чужая в стране». Так что если вы потребуете помощи испанки…
— Обязательно, — энергично кивнул он и, словно успокаивая себя, добавил: — Тереза Кабаррюс — единственная знакомая мне женщина, которая действительно может помочь.
— Но вы не сумеете ее заставить, гражданин Шовелен, — возразила предсказательница.
Глаза гражданина Шовелена неожиданно зажглись былым огнем, как в те времена, когда у него было достаточно власти, чтобы потребовать согласия или сотрудничества мужчины, женщины или ребенка, на которого падал его оценивающий взгляд. Но вспышка погасла так же мгновенно, как возникла, и в следующую секунду перед старухой стоял согбенный, униженный человек.
— Мои друзья, которых у меня немного, — нетерпеливо выдохнул он, — и враги, которым несть числа, с радостью разделят вашу убежденность, матушка, в том, что гражданин Шовелен ныне не способен склонить к согласию ни одного человека, и менее всего невесту могущественного Тальена.
— О, как вы можете так думать, — пробормотала колдунья.
— Я только надеюсь, матушка, — вкрадчиво заметил Шовелен, — что после сегодняшнего сеанса гражданин Робеспьер сам позаботится о том, чтобы Тереза Кабаррюс оказала мне необходимую помощь.
Катрин Тео пожала плечами.
— О, — сухо обронила она, — для Кабаррюс нет иного закона, кроме собственных капризов. А невеста Тальена почти недосягаема.
— Почти, но не совершенно. Тальен человек влиятельный. Но и Дантон таковым был.