Выбрать главу

По субботам уборка. А после Лада, как выжатый лимон. Иногда Леля зовет «прошвырнуться». Но подруга чаще отказывается, чем соглашается. Отнекивается, говорит:

– Устала.

– Где пахала?

– Дома. Убиралась.

– Подумаешь, пылесосом да тряпкой пройтись, – фыркает обычно та, но уговаривать не пытается. Знает – ничего не получится. Лада решений не меняет.

А подруга на недовольство не обижается. Если только пылесосом и тряпкой, то и впрямь ничего особенного. Но у Лады каждая уборка – генеральная. Она моет окна, холодильник и протирает верх шкафов. Двери полирует, занавески отстирывает, кастрюли отдраивает. И только потом, когда ни в квартире ни пылинки, ни в душе ни соринки, позволяет себе отдохнуть. Тут и доходит дело или до комедии, или до мелодрамы. Да, ну и чай с вареньем, конечно. Это обязательно. В субботу всенепременно.

Воскресенье – свободный день. В расписании значится либо музей, либо галерея, либо родители, либо друзья. Как раз хватает на четыре воскресенья в месяц. В общем, у Лады очень разнообразная жизнь. Подчинена расписанию? Ну и что? Так удобнее все успевать и ничего не забывать. И не забывает, кстати, не только Лада, но и другие. Вот и мама, например, помнит, что по средам дочь читает исторические книги. Что тут плохого?

– Читаю о взятии Бастилии, – доложила в трубку.

– Разумеется, на французском?

– Конечно. Справляюсь без словаря.

– Молодец, – но в голосе похвалы не слышно. Еще бы. У нее в квартире смертным боем лупят друг друга внуки. Какое ей дело до успехов старшей дочери? – Лад, а может, ну его, это твое расписание, а? Приезжай к нам.

– Что-то случилось? – пугается Лада.

– Нет. Просто то, как ты живешь…

«Ах, вот оно что! Значит, дело не в детях и не в усталости. Дело в ней – в Ладе – и в том, что мама снова пытается внести хаос в ее упорядоченную жизнь. Значит, и похвала – вовсе не похвала». Дочь начинает закипать.

– Опять? – спрашивает воинственно, и мама тут же сдается:

– Нет.

– Приеду через две недели, – говорит железобетонным тоном. – Завтра позвоню.

– Кто бы сомневался, – откликается мама. – Ровно в восемь пятнадцать.

Лада кладет трубку, почти взбешенная недовольством матери. Сама жалуется на Златку, которая то трезвонит по пятнадцать раз на дню, то на три дня пропадает. А теперь решила обидеться на Ладу, которая звонит каждый день как штык в одно и то же время.

И главное, ладно бы сама по себе такой выросла: организованной и дисциплинированной. Так ведь нет. Ее этим качествам научили, прививали с детства. «Убери! Не трогай! Взяла – положи на место. Всему свое время. Обед в 14.00, и не кусочничай! Нет, мультфильмы смотришь по пятницам. По вторникам – библиотека». Это лишь то немногое из череды нравоучений, которыми ее засыпали родители. Они где-то вычитали, что детям очень важны ритуалы, и почему-то решили, что важны они не только младенцу, но и ребенку более старшего возраста. Конечно, если бы сами не были четкими и организованными людьми, у них никогда не получилось бы сделать Ладу такой. Но папа всегда и во всем любил порядок. Испортить ему настроение могла даже чуть криво лежащая на его столе бумага. Стоит ли говорить о капле жира на плите или (о, ужас!) разбросанных детских игрушках? Папа не кричал и не ругался, но расстраивался так красноречиво, что и Ладе, и маме хотелось провалиться от стыда сквозь землю за неряшливость и неаккуратность. В общем, Ладе привили любовь к порядку буквально с материнским молоком.

А с рождением Златы наступили совсем другие времена. Книги старорежимного доктора Спока предлагалось чуть ли не сжигать на Красной площади. Теперь детям следовало давать гораздо больше воли: кормить по требованию, носить привязанными к себе, как маленьких мартышек, избегать прививок и давать ребенку столько свободы, сколько он потребует. Естественно, Златина неаккуратность называлась теперь милой небрежностью, непунктуальность – женской пикантностью, а постоянно царивший в ее доме бардак гордо именовался творческим беспорядком. Надо ли говорить, что посещение квартиры сестры и вовсе не значилось в Ладином расписании. Обе предпочитали встречаться на нейтральной территории, где могли закрыть глаза на недостатки друг друга, которые каждая, естественно, считала своими достоинствами.