— Не могу дышать!.. Это конец!.. — прохрипел старик Шмаков.
— Да, — менее категорично заключил Картошкин, — та еще обстановочка… — И обратился к Коляну: — Видать, этот спиногрыз-прапор пластид мне продал некачественный. Вот жук! Ничего, ужо выйдем — с ним разберусь!
Колян, как и все, молчал подавленно, пожалуй, не слишком разделял его оптимизм.
Картошкин подошел к двери и, чиркая спичками, принялся ее тщательно осматривать. Затем, взявшись за ручку, зачем-то потянул ее на себя. И вдруг дверь, отделившись от стальной рамы, всей своей тяжестью поползла на него. Валера навалился на нее, чтобы придержать, и, выронив спичку, крикнул:
— Атас!
Все разом отпрянули.
Несколько секунд в темноте слышалось кряхтение Картошкина, боровшегося с многопудовой дверью, наконец он отскочил — кажется, вполне благополучно, — и она рухнула на бетонный пол.
Снова вспыхнула спичка. Дверь лежала на полу, а в стене на ее месте вырисовывался черный прямоугольный проем, из которого тянуло воздухом.
— Ну вот видишь, дедуля, а ты тут паниковал, — невозмутимо обратился к Шмакову Картошкин. — Еще надышишься! — И повернулся к другу Коляну: — Тот-то жук-прапор, выходит, не зазря деньги взял — вполне кондиционный товарец продал, поглушим еще на Истре рыбку с тобой.
— Отсюда б сперва живыми выбраться, — вполне резонно возразил Колян.
— Ладно, будет он мне тут бурчать! — отмел его сомнения Картошкин. — Не люблю, сам знаешь, такое вот бурчалово!.. Эй, ребятки, бумаги у кого-нибудь случаем нет?
— У меня карта Московской области, — сказал Шмаков, — на всякий случай прихватил.
— Молодцом, дедуля, — одобрил Картошкин. — Давай сюда.
Получив от старика карту, он скрутил из нее нечто наподобие факела, поджег, затем махнул автоматом, призывая всех за собой:
— Не отставать, гвардия! — и с этими словами смело вошел в проем.
Войдя туда вслед за ним, Еремеев увидел длинный коридор без дверей, которому, казалось, не было конца, коптящее пламя позволяло разглядеть только глухие стены по обе стороны. И все-таки Еремеев внезапно узнал этот коридор. Именно его, хоть и всего одно мгновение, но совершенно отчетливо, он видел там, в подвале антикварной лавки "Ниневия", на мониторе Нининого компьютера. Да, безусловно, тот самый коридор, по которому тогда шла Ирина!
— Ира!.. — крикнул он.
И в ответ услышал откуда-то из загиба коридора хриплый мужской голос:
— Эй, кто там?
Вслед затем в дальнем конце коридора возникло тусклое световое пятно, внутри которого не без труда удавалось разглядеть лик седобородого старца, державшего в руке зажженную керосиновую лампу. Казалось, что к ним плывет освещенная лампадой икона.
— Гляжу, серьезное у них тут аварийное освещение, — негромко сказал Картошкин. — Сразу видно, что двадцать первый век на дворе.
Иконописный старец, между тем, подплыл к ним и произнес довольно строго:
— Это по какому это праву посторонние на режимном этаже?..
Картошкин поинтересовался:
— А ты кто такой, папаша, чтоб спрашивать?
— Комендант шестого спецблока Пришмандюк, — представился дед. — Так почему, спрашиваю, посторонние? Хто такие?.. — Лишь тут наконец узрел зияющую дыру на месте железной двери и удивился: — А это еще что? Никак, опять сквозняки шалят?
Вопрос удивил Еремеева: даже если дед спал, взрыв был такой, что и мертвого разбудил бы.
— Да, был тут сквознячок, — не утратил чувство юмора Картошкин. — Неслабый такой сквознячок — по тротиловому эквиваленту килограммчика эдак на полтора… Ты что, папаша, придуриваешься или вправду ничего не слыхал?
Старикан ответил строго:
— Это ты, милок, видать, придуриваешься. Ежели ты здешний, то должен бы знать, что коменданту шестого спецблока иметь слух не положено по уставу "Ковчега", на этой должности держат только полностью глухих. — И не без гордости прибавил: — А как ты хотел? Режим особой секретности! Нас на эту должность шесть кандидатов было среди эвакуированных, а подошел только я, остальные хоть чего-то да слышали. Слуховой аппарат имею право использовать только при внештатных ситуациях. — Он указал на проводки, тянувшиеся у него из ушей.
— Да, ценный ты, гляжу, папаша, кадр, — сказал Картошкин. — А давно свет отключили? Не век же ты тут при лампадке сидишь.
— Ясное дело, не век, — согласился дед. — Лампу зажигать разрешается опять же только при внештатных. А электрического света, снова должен бы знать, в шестом спецблоке не полагается.
— Да, — проговорил Картошкин, — порядочки тут, гляжу, у вас!.. И как же ты, отец, просек, что наступила эта самая внештатная?
— А вот подуло из шахты — тогда и просек, — ответил старикан, — нюхалка-то, слава Богу, вполне исправная. В шестом ничем посторонним пахнуть не должно, а тут дрянью какой-то совершенно внештатной потянуло, навроде псины. — Добавил, принюхавшись к Картошкину: — Уж и не пойму, из шахты или это от вас?
Валера осек его:
— Ну-ну, дед!.. Ты мне лучше вот что скажи: кто еще тут живой, кроме тебя?
— Совсем вы, ребята, какие-то темные! — изумился старик. — Вас, что ли, вовсе не инструктировали? В шестом спецблоке из живых душ находиться положено одному только коменданту режимного этажа. Остальные — только духи.
Картошкин не понял:
— Кто?
Зато Еремеев понял его отлично.
— А ну ведите к этим вашим духам, да поживее, — приказал он.
Дед Пришмандюк заартачился:
— А ты кто такой, чтобы командовать тут? Вообще кто вы все такие? Заявились, понимаешь, невесть откудова, порядков ни шиша не знаете! Никому, кроме разводящего и господина Петросянца… ну еще, разве, господина Самаритянинова, а более никому не положено проникать в шестой! Какой-нибудь пропуск, мандат имеете? А коли нет — попрошу всех вон!
В ответ Валера щелкнул затвором автомата и со словами:
— Вот наш пропуск, он же и мандат, — поднес дуло к носу старца. — Еще, папаша, вопросы имеются или чего-то недопонял? Сказано веди к духам своим — значит, не скрипи у меня тут, а выполняй.
— Это что ж, ребятки, а? Власть, выходит, что ли, переменилась? — озабоченно спросил дед.
— Считай, что так, — подтвердил Картошкин.
Реакция старца на это сообщение оказалась совершенно неожиданной.
— А прежней власти, что ли, крантец? — не скрывая своей радости воскликнул он. — Неужто крантец демократии долбаной?.. Слава тебе, Господи, наконец-то! Выходит, дождались! Дожил-таки, выходит! Я ж еще тогда, еще в девяносто первом годе, всей душой был за эту вашу гекечепу!
— Гнида… — вполголоса проговорил Гоня Беспалов, за всеми приключениями не забывший о своих политических пристрастиях.
Старикан не расслышал. На лице его было умиление. Он продолжал радостно кудахтать:
— Значит, свершилось, сынки! Радость какая! Стало быть, будет когда-то порядок завместо теперешнего бардака!.. Не зря я к вам сразу, сынки, проникся, ей-ей! Только вы уж там постарайтесь, апосля потопа наведите наконец порядок-то!
— Ну ежели апосля потопа — то как-нибудь наведем, — пообещал Картошкин, вызвав тем самым хмурый взгляд Беспалова. — А покуда, — продолжал он, — веди-ка ты нас, папаша, к духам своим.
— Да на шиша они вам, тронутые умом? — удивился комендант. — Действовать же надо! Первым делом — почту, телефон, телеграф!.. Что там еще?..
— Вокзалы, банки, — подсказал ему эрудированный Колян.
— Во-во! — закивал старикан Пришмандюк. — Время, время нет, ребята, на пустяки! Давайте, ребятушки, родные!..
— Ты что, деда, окстись, — встрял наконец Картошкин. — Чего ты раздухарился? Откуда у тебя тут банки с вокзалами?