Я подумал, что пропажу излучателей патрульные вряд ли пропустили мимо глаз и теперь наверняка спишут случившееся на нападение снизу. Скверно, конечно. Но, собственно, они и без того все на нас списывали. Так что я быстро выкинул мрачные мысли из головы и принялся разглядывать своего неожиданного гостя, если мальчишку можно так назвать.
Первое впечатление меня не обмануло: он и правда оказался совсем юным. Лет шестнадцать, наверное. Впрочем, внизу он бы юным не считался, у нас вообще нет понятия юности. Сначала ты ребенок — пока растешь и ходишь к Учителям. А потом сразу взрослый — работа, помощь старшим и полная порция каши.
Я, например, взрослым считаюсь с четырнадцати лет, когда полностью научился обращаться с даром. Меня начали брать в рейды, и я приносил домой боевой паек. Блич, мой самый старший брат, стал взрослым в десять лет, когда погиб его отец и пришлось идти помогать по вечерам в лазарете. Он до сих пор там работает и считается одним из самых знающих лекарей. Брат только у Каролины, своей женщины, роды не смог принимать, когда она рожала ему дочку. Блич тогда сам не свой был, и руки дрожали, поэтому его напарнице, тогда совсем молоденькой Норе, помогал фельдшер. А девочка получилась хорошая… С Каролиной, правда, Блич давно расстался и сейчас живет с Питом-уборщиком.
Как и все верхние, паренек был смуглым и коротко стриженым. Волосы темные, брови и ресницы тоже. Цвет глаз я, правда, не рассмотрел, да успеется. Тем более, в тусклом свете аварийных ламп легко обмануться. Губы у парня были пухлые, как у ребенка, а судя по темной полоске под носом, он еще ни разу не брился. Я даже пальцем провел — убедиться в том, что пушок у него на щеках нежный и мягкий.
Симпатичный оказался паренек. Если бы не дурацкие короткие волосы и курсантская форма. Ростом он был — как я прикинул — где-то мне до подбородка или чуть ниже. Впрочем, это дело поправимое. В шестнадцать лет еще растут.
Конечно, меня разбирало любопытство, что парень не поделил со своими. Время от времени мы находили внизу детей, от которых избавлялись верхние. Их просто сталкивали в атриумы на гравитационные подушки. А там уже перепуганных и ревущих в три ручья подкидышей подбирали наши. Случалось такое довольно редко, но каждый раз дети оказывались мутантами. Например, та же Каролина, которая умеет подозвать к себе любую вещь. Хоть стакан с водой, хоть стокилограммовый бак с готовой клетчаткой.
Но дети, которых кидали вниз, всегда были маленькими. Не старше семи-восьми лет. А этот был взрослый, даже успел в Школу офицеров поступить. Я решил обязательно все выяснить, когда мы уйдем в безопасное место и можно будет нормально поговорить. А пока в коридоре бегают и шумят, с любопытством надо повременить. Поэтому я отполз к стене, прикрыл глаза и тоже решил подремать.
Проснулся от тишины. Похоже, патруль из коридора убрался — по крайней мере, я ничего не чувствовал, а полагаться на нюх я привык даже больше, чем на слух и зрение. Все-таки я подошел к выходу, освободил панель от блокиратора, выглянул наружу. Никого там не было — ни направо, ни налево, ни за ближайшими поворотами. И освещение уже погасло, только ночные лампы еле-еле тлели за прозрачным пластиком вдоль пола.
Я вернулся к пареньку, который спал как убитый. Мне даже смешно стало. Сразу видно — верхний. Никто из наших так безмятежно в опасной ситуации дрыхнуть не способен. Мы всю жизнь вполглаза и вполуха. А этот на живот перевернулся, мешок двумя руками обхватил, да еще причмокивает во сне.
Я присел рядом с ним на корточки, потряс за плечо. Парень не проснулся, и я потряс сильнее. Вот тут он вскинулся как укушенный, мне даже опять пришлось его ухватить, потому что снова шибануло диким страхом.
— Тихо ты, — сказал я и для верности слегка его встряхнул, чтобы привести в чувство. — Это я, Невен. Не бойся, я маленьких не ем.
Мне казалось, я очень удачно пошутил, но парень почему-то перепугался еще больше. Так что я уточнил:
— У нас вообще никто никого не ест — ни маленьких, ни больших… Патруль ушел, путь свободен. Бери свой мешок и идем.
Не знаю, что им там, в Дансити, про нас рассказывают. Наверное, какие-нибудь ужасы. Иначе с чего бы парень так боялся? Мы, конечно, тоже своих малышей предупреждаем, что верхних надо опасаться и не попадаться им в руки. Но это чистая формальность — ни разу за весь полет Корабля верхние не спускались в Даунтаун добровольно. А наверх у нас ходят только рейдеры.
Отпустил я его, поднял мешок, сунул парню в руки и подтолкнул вперед. Уже в следующем коридоре вспомнил, что хотел про имя спросить. Придержал за рукав, развернул к себе.
— Как тебя зовут, я не расслышал тогда?
Он вскинул на меня глазищи — огромные, в пол-лица, мне даже жутковато стало. Никогда таких не видел. А цвет все равно в полутьме не разглядеть.
— Раду, — голос у него был сиплый, со сна или от страха — не знаю. — Аденор Раду.
Я усмехнулся.
— Ну тогда пошли, Аденор Раду. Налево до поворота, затем еще раз налево, к пандусу атриума. А там уже прыгать будем вниз.
У него глаза стали, как две плошки.
— Прыгать?
— Прыгать, — я кивнул. — Ты что, никогда на гравитационные подушки не прыгал?
Он только головой помотал. Ну понятно, у них там, наверху, лифты.
— Ничего, научишься, — я взял его за рукав и потянул за собой. — У нас даже дети умеют. Тебе понравится.
Конечно, около атриума он опять испугался. Но я по опыту знаю: чем дольше ждешь, тем больше боишься. Поэтому без размышлений схватил его в охапку и прыгнул.
Вот чего я не люблю — это когда орут прямо в ухо.
5
Инстинкт самосохранения оказался не прав — я не умер. Но зад отбил.
Удивительно — шлепнулся только я, Невен остался стоять на ногах. Глядя на меня сверху вниз, выразительно поморщился, потирая ухо.
— Предупреждать надо, — буркнул я, поднимаясь.
Вышвырнуло нас в полумрак и духоту небольшого круглого зала — ярдов тридцать, наверное, в диаметре. От него в стороны разбегались столь же плохо освещенные проходы.
— Я предупредил, — пожал он плечами, — не моя вина, что ты никак не мог решиться прыгнуть сам.
Полминуты — это уже «никак»?.. Я посопел возмущенно, но Невен явно не собирался обращать внимания на мое недовольство. Он вдруг насторожился — словно принюхался, опять сгреб меня в охапку и толкнул к стене. У этого парня совершенно отсутствовали любые заморочки по поводу прикосновений к другим людям.
— Тихо! — прошипел он.
На самом деле мне это оказалось даже нужно — чтобы кто-то решал за меня и распоряжался, пусть даже так бесцеремонно. Потому что сам я оказался полностью деморализован еще там, в аварийном коридоре, когда меня схватил здоровенный мутант. И поскольку он явно лучше ориентировался в ситуации и до сих пор не причинил мне никакого вреда — пожалуй, стоило ему подчиниться.
— …думаешь его искать?
— Если мальчишке удалось уйти — надо ждать возле атриумов, тут Рэт прав. Некуда ему больше.
Голоса донеслись из одного из коридоров. А следом по стенам запрыгал желтый луч фонаря.
За мной, — отчетливо понял я. И накатила тоска — такая, что руки и ноги разом ослабели. Если бы не прижимавший меня Невен, я бы упал, наверное.
— На пол, — скомандовал он прямо в ухо, — и ползи следом.
Я опустился на четвереньки и пополз, чувствуя себя ужасно странно.
Из Полиса я уже ушел, до Дубадама еще не добрался. Кто мог искать меня между уровнями? Зачем? И неужели мне удастся вот так вот, в темноте, на коленках, от них ускользнуть?..
Я остановился, пытаясь высмотреть исчезнувшего куда-то Невена. Мне показалось, неподалеку что-то двигается, даже, вроде, мелькнул знакомый комбинезон, — и я направился туда, стараясь не шуметь. Поиски черной крысы в темной комнате закончились тем, чем и должны были закончиться: не успел я, вертя головой, преодолеть и нескольких футов, как снова ухнул вниз. На этот раз мне хватило ума не орать. Но помогло мало.