Мы в зоопарке! Хотя ни клеток, ни вольеров со зверями не видно. Здесь много кустов и деревьев, высокая трава.
— Идем. — Стелла пробирается между зарослями, я стараюсь как можно тише следовать за ней. — Погоди!
Мы замираем за кустом. Слышны голоса: разговаривают две женщины.
— Столько протащила это ведро и буквально в двух шагах от двери оторвалась ручка! — жалуется одна. — На дне только полчашки осталось.
— А откуда вы несли воду? — спрашивает вторая.
— А вон, от рва.
— От тюленей? Есть ведь колонка, она ближе. Пойдемте, я покажу.
Голоса удаляются.
— Кто это был? — шепчу я.
— Огородницы.
— Это как? — удивляюсь я.
— Теперь здесь огороды.
Огороды? Но почему в зоопарке? Где все звери? Мы пробираемся под деревьями, доходим до большой, современной виллы. Огромные прямоугольные окна, светлые стены.
— Подожди тут, ладно? — говорит Стелла.
— Ты куда?
— Они часто помогают. Может, получится спрятать тебя здесь.
— Они? Какие еще «они»?
Но Стелла уже на аллее между деревьями. Спокойно подходит к вилле, оглядывается по сторонам. Наконец поднимается на низкое крыльцо и стучит. Долгое время ничего не происходит, затем двери приоткрываются. Отсюда не видно, с кем разговаривает Стелла. Ноги у меня словно из ваты. Почему я так устал? Вроде и наелся, да и путь, который мы сегодня прошли, был совсем не долгий.
Двери закрываются. Стелла нерешительно застывает на крыльце, думает. Потом возвращается ко мне.
— Ну что? — спрашиваю я.
— Все не слава богу, — вздыхает Стелла.
— Что не так?
— Она больна.
— Да кто «она»-то? — Я начинаю слегка злиться, потому что ничего не понимаю.
— Директриса зоопарка. Она болеет, лежит в постели. Кухарка сказала — воспаление суставов. Не захотела меня впускать.
— А зачем тебе надо к директрисе? За пропуском? Но мы ведь и так уже вошли, — пожимаю плечами я. — Пойдем, посмотрим на львов.
Стелла не слушает. Она стоит, задумавшись, прислонясь к стволу дерева.
— Мне холодно, — говорю я, потому что снова начало знобить.
— У тебя жар, — отвечает Стелла. — Я надеюсь, что это обычная простуда. Ты должен остаться здесь.
— Где? — изумляюсь я. — Здесь, под деревом?
— Нет. В зоопарке.
— Но меня же выгонят, когда будут закрывать. — Я чувствую, что вот-вот расплачусь.
— Не будут тут ничего закрывать. Зоопарк стоит пустой, зверей в нем уже нет.
— А где они?
— Их вывезли.
— И Дюжину тоже?
— Да.
— Куда? В Африку?
— Нет. В Германию. Сразу же, как началась оккупация.
— И что здесь теперь?
— Огороды. Какой-то питомник, может, лисий. Ничего особенного. — Стелла пожимает плечами. — Иногда люди приходят сюда погулять. Но клетки и вольеры остались. Большая их часть разрушена, внутри легко спрятаться. Здесь часто прячутся наши.
— Те, что сбежали из Квартала?
— Нам надо в укрытие. — Стелла задирает голову и смотрит на небо. — Солнце стоит высоко. Наверно, уже за полдень перевалило.
Мы выходим из кустов на аллею. Здесь попадаются обгорелые деревья, много следов бомбежек. Бомбили в начале войны, когда морлоки завоевывали город, до того как увезти Дюжину и всех остальных. Что тогда творилось со зверями? Должно быть, они ужасно боялись, потому что не понимали, что происходит. Я тоже не понимал, но рядом был дед, который смешил меня и не давал бояться.
Аллею пересекает другая, чуть пошире. Вдали виднеются высокая поломанная клетка и маленькие домики. Когда мы доходим до металлических прутьев, я замечаю погнутые таблички с изображениями птиц.
— Тут жили птицы, — говорю я. — Какая громадная клетка! Почему она такая большая?
— Чтобы птицы могли летать, — отвечает Стелла.
— Летать? В клетке?
— Чтобы им казалось, будто они на свободе. Такой был замысел хозяев зоопарка: построить настолько большую клетку, что птицы не поняли бы, что они в неволе.
— Думаешь, замысел удался?
— Вряд ли.
Здесь людей уже больше. У них в руках корзинки, лопаты и лейки. В основном женщины, хотя мужчины тоже попадаются. Стелла выжидает удобного момента. Наконец рядом с нами никого нет, и мы сворачиваем с аллеи в заросли.
— Пойдем в конец зоопарка. Там вольер для львов, видишь? — Она показывает на какое-то возвышение, окруженное бетонной стеной.
— Там укрытие?
— Прямо рядом с вольером.
— А ты здесь когда-нибудь была? Когда еще были звери?
— Да.
— И что?
— И ничего, — пожимает плечами Стелла.
— Но как тут было?
— Обыкновенно. Приходило много людей. Дети с родителями, бабушками-дедушками, иногда целые классы с учителями. Покупали конфеты, мороженое и сахарную вату. Ели и смотрели на зверей.
— Сахарную вату? Это что?
— Такая штука, выглядит как вата, но сладкая… Не знаю, как объяснить.
— Съедобная вата? Белая?
— И белая тоже. Но еще была розовая и желтая. И даже синяя.
— Синяя съедобная вата! — Я делаю большие глаза. — Такая, как наши цветы, что Ина дала?
— Примерно.
Я даже не знал, что на свете бывает синяя еда, не говоря уже о съедобной вате. Иду и думаю об этом. Мы проходим мимо больших разрушенных клеток. Прутья выломаны, крыши провалились. Дальше стоят домики, похожие на маленькие деревенские хатки, с выбитыми окнами и без дверей. Еще дальше — широкий бетонный бассейн, но не прямоугольный, как ванна, а неровной формы и с разными бугорками на дне. Сбоку глубокая воронка от бомбы — наверно, в нее и вытекла вода. Какие звери здесь жили? Может, крокодилы или тюлени? За бассейном мы поворачиваем. Стелла снова внимательно оглядывается по сторонам, а убедившись, что нас никто не видит, тащит меня в заросли. Далеко впереди — волнистый холмик с низкой стеной и еще какие-то клетки. Но туда мы не идем, а еще раз поворачиваем и останавливаемся за прямоугольным вольером, окруженным деревянным забором. На заборе висит табличка с изображением полосатой лошади — я знаю, что это за зверь.
— Здесь жили зебры, — заявляю я.
— Не знаю, наверно, — пожимает плечами Стелла. — Сзади бывшая конюшня, а сбоку, под ней, есть погреб. Там ты можешь спрятаться.
— А ты там была?
— Да, навещала одну женщину.
— Она там живет?
— Нет, поехала дальше. Идем.
За вольером растет множество кустов и высокая трава. Видно, что сюда давно никто не заглядывал. Земля очень неровная, повсюду ямы. Конюшня, о которой говорила Стелла, — это просто обгорелые стены с жалкими остатками крыши. За грудой разбитой черепицы, под густым кустом сирени, прямо возле обугленной деревянной стены, — крышка люка, окованная широкой металлической полосой. Это вход в погреб.
— Видишь? — говорит Стелла, пока мы спускаемся по кривым кирпичным ступенькам. — Здесь совсем неплохо.
Небольшое помещение с полукруглым низким потолком. Вместо пола — плотно утрамбованная земля, стены из шершавого красного кирпича. Маленькое пыльное окошко в углу под потолком пропускает совсем немного мутного зеленоватого света — стекло цело, вот чудеса. Под стенкой стоит низкий ящик, сбитый из досок, на нем лежит солома.
— И долго мы здесь пробудем? — спрашиваю я, осматриваясь по сторонам, и жду, пока глаза привыкнут к полумраку.
— Я тебя здесь оставлю на день или два. Самое большее — три, — поясняет Стелла. — Поищу укрытие получше. Здесь ты будешь в безопасности.
— Как оставишь? Одного? — изумляюсь я. — Тогда уж лучше отведи меня к Дедушке, в Квартал…
— Рафал, — Стелла кладет мне руку на плечо и смотрит прямо в глаза серьезным взглядом, — твой дедушка очень дорого заплатил, чтобы спрятать тебя по эту сторону стены. Ты не можешь вернуться.
— Почему?
— Потому что неизвестно, что будет с Кварталом.
— А что с ним может случиться?
Стелла не отвечает.