— Но такая комната едва ли подойдет молодой леди. Здесь есть и другие, переоборудовать одну из них для вас не составит большого труда. Может быть, посмотрите?
— Нет, благодарю вас. Мне действительно здесь понравилось, миссис Беннет. Кстати, вы не возражаете, если я буду называть вас Бенни?
— Конечно нет, дитя мое.
— Майк… мой отчим всегда называл вас так.
— Правда? — с живым интересом спросила старушка. — Я так хотела бы расспросить вас о нем, когда будет время. Я обожала его, когда он был маленьким и ходил в школу. Но когда он вырос… — Она вздохнула.
— Вы потеряли его из виду?
— Да. Но он никогда не забывал присылать мне открытку на Рождество и на мой день рождения!
— Очень похоже на него, — тихо отозвалась Пита.
— Не верится, что его и в самом деле больше нет. — Миссис Беннет вытерла глаза.
Обедала Пита вместе со своим покровителем в большой мрачной столовой, обставленной мебелью работы самого Томаса Чиппендейла! Майк много рассказывал Пите об этом мастере, и она теперь знала, что жил он в XVIII веке, собственные находки соединял с образцами французского и дальневосточного искусства и к тому же мог вдохновляться отечественной готикой, сочетая, например, стиль рокайль с позднеготическими элементами и пользуясь в основном «махагони» — красным деревом. В число созданных им типов мебели вошли reading-table, так называемые столы для чтения, прекрасные большие книжные шкафы с застекленным верхом, украшенным решетчатым переплетом и причудливо изогнутым фронтоном, что Пита и увидела воочию, когда в одиночестве пила чай в библиотеке. Там она не только любовалась, но и сидела на изумительном стуле — здесь их было несколько, у каждого книжного шкафа, — который мастер изготовил с особой тщательностью, воплотив свою фантазию по смешению китайских и готических мотивов в декорировке спинки. Ее средняя планка была ажурной и изогнутой, в виде запутанного плетения лент, шнуров, плавных закруглений, цветов и листьев.
За ужином она снова осталась одна, так как Джеффри отправился с визитом в деревню и собирался ужинать с доктором. Он сам позвонил и сообщил, что ждать его не стоит, и Пита расположилась за длинным обеденным столом, словно полноправная хозяйка.
Следующий день тоже выдался ясным и теплым. Продолжалось позднее лето. Пита, привыкшая рано вставать, вышла из дому и прошлась по росистой лужайке. В этот утренний час все казалось удивительно ярким и свежим. Спустившись вниз по старой лестнице, она оказалась в маленьком садике, где росли розы. Воздух здесь был напоен божественным ароматом, а тропинки устилали лепестки, напоминавшие крылья бабочек. Сезон роз уже заканчивался, но в этом заповедном уголке их красота нашла свой приют. Тут, казалось, царят ничем не нарушаемые уединение и благословенный покой.
Пита, привыкшая к обилию цветов на юге, нарвала целую охапку роз, не думая о том, что, возможно, святотатствует в чужой обители. Она отнесла их в столовую и решила поставить в вазу, чтобы украсить сервированный для завтрака стол. По ее мнению, он выглядел мрачновато, несмотря на блеск серебряных приборов и изящество фарфорового кофейного сервиза, изготовленного на заводе в Бау. В форме чашечек без труда угадывалось влияние мейсенского и китайского фарфора. Сама же ваза из тонкого фаянса, куда Пита поместила цветы, оказалась изделием знаменитого Веджвуда, о котором девушка была наслышана также от Майка. Джозайя Веджвуд был выдающимся организатором, располагавшим в то же время, помимо обширных технических знаний, далеко идущими художественными претензиями. Он много экспериментировал с цветными глазурями и, насколько знала Пита, основал собственную мануфактуру. Познакомившись впоследствии с Томасом Бентли, человеком технически одаренным и художественно восприимчивым, Веджвуд усовершенствовал бывший в то время в ходу тонкий фаянс и, наладив его производство в крупных масштабах, сделал доступным широким массам. Пита с восторгом взирала на стоявшее перед ней произведение искусства, но, почувствовав приятный запах гренок и кофе, обернулась.
Появился дворецкий Гривс и поставил еду на стол. Проголодавшись после утренней прогулки, Пита тотчас набросилась на завтрак. Она уже покончила с овсянкой и принялась за яичницу с беконом, когда появился Вентворт. Он захватил с собой корреспонденцию и принялся разбирать ее прямо здесь, на столе.
— Здравствуйте, — кивнул он. — Я вижу, сегодня вы встали рано. — И тут, заметив цветы, неожиданно нахмурился, резко отодвинул вазу и разложил на столе «Таймс». — Откуда еще взялись эти цветы? — сердито спросил он. — В этом доме всем известно, что я не переношу, когда цветы стоят на обеденном столе.