Мона не знала, как с ним быть, потому как не могла точно понять, чем он был на самом деле. Как отличить раздвоение личности от одержимости духом, а одержимость духом от проявлений предыдущей инкарнации того же человека? Практические результаты в любом случае были одинаковы, какая бы теория ни была выбрана для объяснения этого явления.
В этот момент открылась дверь и вошел Джелкс, который выглядел необычайно мрачным.
— Где Хью? — удивленно вскрикнул он, обнаружив Мону в одиночестве.
— Без понятия. Миссис Макинтош выгнала его какое-то время назад.
— Долго он здесь был?
— Конечно, целую вечность. Господи, не думаешь же ты, что он провел со мной ночь?
— Мона, я бы не хотел, чтобы ты так говорила. Мне неприятно это слышать.
— Не обращай на меня внимания, дядя Джелкс, я только лаю, но не кусаюсь. Ты должен был уже убедиться в этом.
Джелкс хмыкнул и с грохотом швырнул в огонь кусок угля.
— Миссис Макинтош уже было решила, что он собрался заночевать здесь. И в то же время ей совсем не хотелось его беспокоить. Я удивился, узнав, что в конечном итоге она решилась войти.
— Она научилась этому, работая в соответствующих местах. В любом случае, ей пришлось встретиться с разочарованием. Хью пошел за ней, словно ягненок. Это должно бы научить ее не судить других по себе.
— Так ты называешь его Хью, верно?
— Не при нем самом. Я назвала его так только потому, что ты сделал то же самое. Я знаю свое место.
— Боже, благослови помещика и все его разнообразные союзы, и научи нас, бедных людей, знать наши законные места[35]. Я надеюсь, что ты помнишь о своем месте, Мона, для твоего же блага.
— Господи, конечно. Я прекрасно о нем помню. Я уже встречалась с подобными людьми раньше. Тебе не стоит за меня переживать. Меня не привлекает Мейфейр со всеми его связями и проблемами. И все же, дядя, я думаю, что бедный малый находится в дьявольском смятении, просто как человек, который оказался так далеко от своего старого школьного галстука.
— В каком еще смятении?
— Внутреннем смятении. Так как ты думаешь, дядя, что такое Амброзиус на самом деле?
— Это как раз то, над чем я ломаю голову, Мона. Я чертовски волнуюсь за парня. Если это медиумизм, то неприятностей не оберешься. Он не в том состоянии, чтобы это выдержать. Если медиумизм ведет к перенапряжению, то по моему мнению это всегда патология. Я все же склонен думать, что это раздвоение личности. Я видел такое раньше. Был один случай в семинарии. Маленький послушник мыл посуду в кухне. Обычно это было наимягчайшее создание. А потом, когда он пресытился всем этим по горло, он превратился в злющую собаку с лексиконом извозчика. Я предполагал, что инвокация Пана всколыхнет все то, что он подавлял в себе, и в результате мы имеем дело с Амброзиусом.
— Да, дядя, но почему тогда Амброзиус? Почему не Генри Восьмой, или Соломон, или какой-нибудь другой респектабельный полигамист не понравился ему? Почему Амброзиус, который был точно также подавлен, как и сам Хью? Это не самый желанный образ. Знаешь, что я думаю, дядя? Я думаю, что Хью был Амброзиусом в своей последней инкарнации, и что тот, кого мы знаем как Хью сегодня, со всей его нервозностью и запретами, это то, что осталось от Амброзиуса после того, как с ним покончил посланник Папы. Затем, когда Хью призвал Пана, он открыл доступ к своему собственному бессознательному, что всегда и происходит при призыве Пана, и первой же вещью, с которой он столкнулся, был слой воспоминаний, принадлежавших Амброзиусу, и они все еще были полны эмоций, поскольку смерть Амброзиуса была ужасной. Пусть это психопатология; пусть это раздвоение личности — два человека под одной шляпой, но это началось не в этой инкарнации, это уходит своими корнями в прошлое.
Джелкс долгое время сидел, глубоко погрузившись в свои мысли. Наконец он заговорил: