И вот эта встреча состоялась. После приезда Льва и Ольги Жемчужниковых в Петербург, часов в одиннадцать вечера их поднял с постели стук в дверь. Шевченко был в бараньей шапке и овчинной шубе, каким он изображен на одном из портретов. То-то было разговоров и слез, которые в девятнадцатом веке, судя по письменным источникам, охотно проливали даже мужчины.
Всего несколько месяцев они и провели друг с другом. Шевченко хотел поселиться на крутом берегу Днепра, чертил план целого поселка, желал, чтобы Жемчужников купил землю рядом... Осуществиться его мечте не было суждено. «Не стало Шевченко! Смерть разлучила нас навсегда с великим поэтом», — начал Лев Жемчужников свою опубликованную тогда же статью «Воспоминания о Шевченко, его смерть и погребение».
Лев первый прочел дневник Шевченко, подготовил его для печати в журнале «Основа» и едва ли не первый начал писать грустную повесть жизни великого кобзаря.
«Жизнь Шевченко вся, вместе взятая, — есть песнь. Это печальное, высокохудожественное произведение. Вырванный из народа, он представляет собой самый поэтический его образчик.
Добрый до наивности, нежный и любящий, он был тверд, силен духом, как идеал его народа. Самые предсмертные муки не вырвали у него ни единого стона из груди. И тогда, когда он подавлял в самом себе мучительные боли, сжимая зубы и вырывая зубами усы, в нем достало власти над собой, чтоб с улыбкой выговорить «спасибi» тем, которые об нем вспоминали вдали и на родине...»
В те дни, когда Лев Жемчужников писал эти строки, его посетил незнакомый человек. Завтракавший с женой и детьми Лев пригласил его к столу, но тот не стал есть, а сразу же предложил написать для «Современника» статью о Шевченко. Лев отказался, потому что писал уже для журнала «Основа». Потом он узнал, что это был Чернышевский.
Некоторое время спустя Лев пошел навестить брата Владимира, жившего в квартире отца. Михаил Николаевич Жемчужников сказал сыновьям, что арест Чернышевского — дело решенное. На другой же день Лев был у Чернышевского и предупредил об опасности.
Революционер «засмеялся своим оригинальным нервным смехом » :
— Благодарю за заботу. Я всегда готов к такому посещению... Ничего предосудительного не храню...
В ночь на 8 июля 1862 года Чернышевский был арестован, заключен в Петропавловскую крепость, а потом приговорен к четырнадцати годам каторги, хотя никаких прямых улик на суде не фигурировало.
В крепости, при сочувствии Петербургского военного губернатора, либерала А. А. Суворова, за двадцать два месяца Чернышевский написал около пяти тысяч страниц. Это был настоящий подвиг. Статьи, беллетристика, знаменитый роман «Что делать?»... В то время он пользовался у молодежи большей популярностью, чем произведения всех романистов, вместе взятых.
После суда над Чернышевским, как-то зимой Алексей Константинович Толстой был приглашен на царскую охоту под Бологое. Обычно поезд с охотниками отходил в полночь.
К пяти утра приезжали, перекусывали, отдыхали, и к десяти егеря разводили титулованных охотников по лесу, ставя их у нумерованных столбов. Потом загонщики с собаками поднимали страшный шум и выгоняли либо лося, либо медведя навстречу смерти... Однажды Толстой с возмущением узнал, что во время такой охоты в Гатчине, за неимением иного медведя, взяли почти ручного в зоопарке и выгнали на царя...
Как выразился один из составителей дореволюционного критического сборника об А. К. Толстом: «Случай и распоряжение обер-егермейстера поместили нашего поэта и государя рядом. Чтобы скоротать время ожидания, пока собаки и загонщики подымут медведя, государь стал тихо, с глазу на глаз беседовать со своим давнишним другом. Конечно, беседа не могла не коснуться литературы. Государь спросил своего бывшего церемониймейстера, не написал ли он чего нового.
— Русская литература надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского! — смело отвечал Толстой государю.
Государь не дал договорить фразы и прервал рыцарски-благородного поэта:
— Прошу тебя, Толстой, мне никогда не напоминать о Чернышевском »12.
Этот случай подтверждается и другими источниками. Как ни доброжелательно относился Александр II к Толстому, он уже давно не доверял ему, не видя в нем слепого («с закрытыми глазами и заткнутыми ушами») исполнителя своей воли.
В 1863 году Толстой вступился за Тургенева, которого на этот раз привлекли к делу о лицах, обвиненных в сношениях с «лондонскими пропагандистами» Герценом и Огаревым. Годом раньше он хлопотал об Иване Аксакове, которому запретили редактировать газету «День». А еще раньше, в 1858 году, когда учреждался негласный «Комитет по делам книгопечатания», на предложение министра народного просвещения Е. П. Ковалевского включить в него писателей и людей, «известных любовью к словесности», царь раздраженно ответил: