Но в том-то и дело, что ничего «казенного» в самонадеянном поэте, объявившем впервые свое имя в 1854 году, при всем желании найти невозможно. Он хотел славы, он требовал поклонения толпы, но специфически чиновничьего в нем еще ничего нет. С одним можно согласиться — в его характере отразилась помпезность эпохи. Но Алексей Михайлович Жемчужников идет дальше:
«Он воспитанник той эпохи, когда всякий, без малейшей подготовки, брал на себя всевозможные обязанности, если Начальство на него их налагало. А Начальство при этом руководствовалось теми же соображениями, какими руководствовался помещик, делая из своих дворовых одного каретником, другого музыкантом и т. д. Кажется, Кукольник раз сказал: «если Ник. Павл, повелит мне быть акушером, я завтра же буду акушером». Мы всем этим строем вдохновились художнически и создали Пруткова. А что Прутков многим симпатичен — это потому, что он добродушен и честен. Несмотря на всю свою неразвитость, если бы он дожил до настоящего времени, он не увлекся бы примерами хищничества и усомнился бы в нравственности приемов Каткова. Создавая Пруткова, мы все это чуяли и, кроме того, были веселы, и молоды, и — талантливы».
Владимир Жемчужников, препровождая письмо брата к Пыпину, в своих заметках уже немного уточняет характер раннего Пруткова:
«Нравственный и умственный образ К. Пруткова создался, как говорит мой брат, не вдруг, а постепенно, как бы сам собою, и лишь потом дополнялся и дорисовывался нами сознательно. Кое-что из вошедшего в творения Кузьмы Пруткова было написано даже ранее представления нами, в своих головах, единого творца литератора, типического, самодовольного, тупого, добродушного и благонамеренного. Сначала просто писалось от веселости и без заботы о сохранении в написанном какой-либо общей черты, кроме веселости и насмешки».
Чиновничье в Пруткове начинает мелькать где-то в самом конце его жизни, но биографию, чин он обретает впервые только в некрологе, напечатанном в последнем номере «Свистка». Трудно сказать, когда пришло в голову его друзьям (скорее всего, Владимиру Жемчужникову) сделать этот ход, под который великолепно легло все предыдущее творчество Козьмы Пруткова.
В конце декабря 1862 года Салтыков-Щедрин, вошедший в редакцию «Современника», писал Некрасову: «Слепцов обещал привести ко мне завтра некоторого остроумца с материалами для «Свистка» : если материалы не дурны, то можно и еще кое-что набрать: у Жемчужникова и у другого молодого человека, живущего в Москве, г. Буренина, который уже печатался в «Искре».
Тогда-то и оказался в портфеле редакции «Проект», написанный в 1859 году и дополненный в 1862-м, когда стала выходить газета министерства внутренних дел «Северная Почта».
Это на нее был намек в «Проекте» :
«С учреждением такого руководительного правительственного издания даже злонамеренные люди, если б они дерзнули быть иногда несогласными с указанным «господствующим» мнением, естественно, будут остерегаться противоречить оному, дабы не подпасть подозрению и наказанию. Можно даже ручаться, что каждый, желая спокойствия своим детям и родственникам, будет и им внушать уважение к «господствующему» мнению; и таким образом, благодетельные последствия отразятся не только на современниках, но даже на самом отдаленном потомстве.
Владимир Жемчужников. Алексей Толстой и Алексей Жемчужников.
Зная сердце человеческое и коренные свойства русской народности, могу с полным основанием поручиться за справедливость всех моих выводов».