На основании всего вышеизложенного господин ревизор, с разрешения министра финансов, ограничился извлечением найденного стихотворения из секретной переписки директора Палатки, оставив это дело без дальнейших последствий.
И зря!
Проницательный читатель, наверное, уже уловил некоторые противоречия во фразах, выделенных курсивом. Когда же отлетела жизнь Козьмы Пруткова: при вопле «Ах!» или тремя днями позже?
Здесь много неясного и неоконченного.
Друзья усопшего в «Необходимом объяснении» писали: «Уже в последних двух стихах 2-й строфы несомненно выказывается предсмертное замешательство мыслей и слуха покойного; а читая третью строфу, мы как бы присутствуем лично при прощании поэта с творениями его музы. Словом, в этом стихотворении отпечатлелись все подробности любопытного перехода Козьмы Пруткова в иной мир, прямо с должности директора Пробирной Палатки».
К. И. Шерстобитов, любимейший родственник покойного, свидетельствует, однако, что Козьма Петрович умер «в полном развитии своего замечательного таланта и своих сил».
Вот его описание кончины :
«Кузьма Петрович, любезный и несравненный мой дяденька, скончался после долгих страданий на руках нежно любившей его супруги, среди рыдания детей его, родственников и многих ближних, благоговейно теснившихся вокруг страдальческого его ложа... Он умер с полным сознанием полезной и славной своей жизни, поручив мне передать публике, что «умирает спокойно, будучи уверен в благодарности и справедливом суде потомства; а современников просит утешиться, но почтить, однако, его память сердечной слезою...»
Это случилось 13 января 1863 года в два и три четверти часа пополудни.
Однако Михаил Евграфович Салтыков (Щедрин) в статье «Сопелковцы», говоря о своих противниках из «Московских ведомостей» и «Русского вестника», вспоминал другое:
«Замечательно, что еще Козьма Прутков предрекал появление подобных людей: «Погоди! — говорил он мне на смертном одре своем,— будут еще не такие люди! будут люди с песьими головами! Эти люди будут говорить, что самое приличное место для человека есть отходная яма». И с этими словами прозорливый старец скончался. Я не могу забыть этих слов...»
М. Е. Салтыков незадолго до печального события был рязанским, а затем тверским вице-губернатором и имел весьма высокий чин. Следовательно, он мог быть вхож в дом директора Пробирной Палатки, и его слова имеют вес.
Кому же верить?
Кстати, о детях Козьмы Петровича Пруткова.
Мы уже отмечали, что они унаследовали приятную наружность и высокое образование отца. Но ничего не сказали об унаследованных ими талантах.
В историю литературы следует вписать Фаддея, Андроника, Антона, Агапия и Кузьму Кузьмичей Прутковых. Шестой сын К. П. Пруткова, Парфен Кузьмич, был убит под Севастополем и проявить себя в литературе не успел.
Поручик и кавалер Фаддей Кузьмич Прутков прославился сочинением стихотворных «Военных афоризмов для г. г. штаб- и обер-офицеров, с применением к понятиям нижних чинов», из которых современники увидели с удивлением, как даровитый сын гениального отца усваивал себе понятия своего века, постоянно его опережая, что не могло не быть отмечено командиром полка, в котором поручик служил.
Полны тонкой наблюдательности его рифмованные мысли: «В гарнизонных стоянках довольно примеров, что дети похожи на г. г. офицеров», «Строя солдатам новые шинели, не забывай, чтоб они пили и ели», «Не говори: меня бить не по чину; спорют погоны и выпорют спину», «У бережливого командира в поход хоть нет сухарей, а есть доход», «Будь в отступлении проворен, как перед Крестовским Корш и Суворин», «Не дерись на дуэли, если жизнь дорога, откажись, как Буренин, и ругай врага», «Если двигаются тихо, не жалей солдатских ж...— посмотри, как порют лихо Глазенап и Бутеноп!» и т. д.
Но, к сожалению, подававший большие надежды Фаддей Прутков скончался в полном расцвете сил и в разгаре своей работы над «Военными афоризмами».
Прискорбное событие произошло в феврале 1821 года близ города Радзивиллова Житомирской губернии. Эта дата вызывает сугубое сомнение, но не расходится с данными такого вполне надежного документа, как «Церемониал погребения тела» вышеуказанного поручика и кавалера, составленный аудитором и адъютантом того полка, в котором служил «в бозе усопший».
В раннем варианте знаменитого «Проекта» Козьмы Пруткова есть фраза, начинающаяся со слов: «Как я сказал еще в 1842 году своему сыну Фаддею...» С другой стороны, некоторые выражения и события в тексте церемониала указывают на то, что он происходил где-то не ранее шестидесятых — семидесятых годов прошлого столетия, что еще более запутывает вопрос и делает его совершенно дискуссионным.